В 1873 году Достоевский писал: "Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно, так, но Христа он знает и носит в своем сердце искони. В этом нет никакого сомнения. Как возможно истинное представление Христа без учения о вере? — Это другой вопрос. Но сердечное знание Христа и истинное представление о Нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей. Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания. Названием же православного, то есть истиннее всех исповедующего Христа, он гордится более всего!" [557].
Люди с гуманистическими воззрениями на мир и жизнь никак не могут проникнуть в психологические и онтологические глубины русского православного народа. Боясь всего непознанного и всего того, что не вмещается в категорию рационального и логического по понятиям "непогрешимого" европейца, они всякое более глубокое проявление веры считают или непросвещенностью, или притворством. Они в русском народе видят грубую, черную массу, которая всегда себя называла христианской, но не имеет понятия ни о религии, ни о Христе, и даже не знает самых обычных молитв. В связи с таким мнением европеизированной русской интеллигенции Достоевский отвечает: "…И не подозревают они, что народ наш, хотя и не знает молитв, но суть христианства, но дух и правда его сохранилась и укрепилась в нем так, как, может быть, ни в одном из народов мира сего. Впрочем, атеист, или равнодушный в деле веры русский европеец и не понимает веры иначе, как в виде формалистики и ханжества. В народе же они не видят ничего подобного ханжеству, а потому и заключают, что он в вере ничего не смыслит, молится, когда ему надо, — доске, а в сущности, равнодушен и дух его убит формалистикой… Этот "развратный" и темный народ наш любит, однако же, смиренного и юродивого: во всех преданиях и сказаниях своих он сохраняет веру, что слабый и приниженный несправедливо и напрасно Христа ради терпящий, будет вознесен превыше знатных и сильных, когда раздастся суд и веление Божие. Народ наш любит тоже рассказывать и всеславное и великое житие своего великого, целомудренного и смиренного христианского богатыря Ильи-Муромца, подвижника за правду, освободителя бедных и слабых, смиренного и не превозносящегося, верного и сердцем чистого. И имея, чтя и любя такого богатыря, — народу ли нашему не веровать в торжество приниженных теперь народов и братьев наших на Востоке? [558] Народ наш чтит память своих великих и смиренных отшельников и подвижников, любит рассказывать истории великих христианских мучеников своим детям. Эти истории он знает и заучил, я сам их впервые от народа услышал, рассказанные с проникновением и благоволением и оставшиеся у меня на сердце. Кроме того, народ ежедневно и сам выделяет из себя великих кающихся, идущих с умилением, раздав все имение свое, на смиренный и великий подвиг правды, работы и нищеты" [559]. "Знает же народ Христа Бога своего, может быть, еще лучше нашего, хоть, и не учился в школе. Знает, — потому что за много веков перенес много страданий и в горе своем всегда, с начала и до наших дней, слыхивал о Боге Христе своем от святых своих, работавших на народ и стоявших за землю русскую до положения жизни, от тех самых святых, которых чтит народ доселе, помнит имена их и у гробов их молится. Поверьте, что в этом смысле даже самые темные слои народа нашего образованы гораздо больше, чем вы в культурном вашем неведении о них предполагаете, а может быть, даже образованнее и вас самих" [560].