- Вам пора, да? – глупо спрашиваю, подняв на него свой, наверняка перепуганный, взгляд.
- Через несколько минут уже точно будет пора, Мира… – и смотрит на меня так, что просто хочется раствориться в этом взгляде.
- А-а-а… – с досадой произношу я, а потом добавляю то, чего и сама от себя не ожидаю, – Андрей Викторович, а вы ответите ещё на несколько вопросов? – я снова замираю и просто офигеваю от своего нынешнего поведения, но почему-то цепляюсь за НЕГО, как за спасительную соломинку, ведь от мыслей, что ОН сейчас уедет на целых три дня, я буквально ощущаю физическую боль…
«Так нельзя, Мира», – мысленно шепчу себе с укоризной и опускаю взгляд на свои вещи в его руках, но вновь слышу этот окутывающий и нежный шёпот:
- Конечно, Мира. Задавайте любые вопросы.
А мне сейчас до безумия хочется спросить, есть ли у него кто-то, но я задаю совершенно другой вопрос:
- А что с мамой Романа Алексеевича? – поднимаю взгляд на него и вижу, как на его лице появляется лёгкая улыбка.
- С ней всё в порядке. Через два года после смерти дяди Лёши она вышла замуж за вдовца, у которого была дочь от первого брака, но общих детей у них нет.
- А как же дядя Лёша?
- Она была с ним до конца, Мира… Потом очень долго горевала, но спустя полтора года познакомилась с хорошим мужчиной. Мира, её можно понять – шестнадцать лет своей молодости она провела в противостоянии со своими родителями и в борьбе за жизнь дорогого человека. А она всё-таки женщина и устала без поддержки и мужского плеча… – он посмотрел на меня очень проницательно.
- Я не осуждаю её, Андрей Викторович. Ей правда выпала нелёгкая доля… Не каждая такое сможет выдержать…
- Да, Мирослава. – И смотрит на меня настолько проникновенно, что у меня аж дыхание сбивается, но я всё же задаю ему очередной вопрос.
- А как Роман Алексеевич это воспринял и как он общается со своей сводной сестрой?
- Он не поддержал своей матери и воспринял всё это очень плохо. Почти год не хотел общаться с ней и начал курить…
- Да уж…
- Это точно, Мирослава. Со сводной сестрой он до сих пор не хочет общаться… Считает, что она забрала у него мать, которой ему и так не хватало…
Я тяжело вздыхаю:
- Ну, их обоих, конечно, можно понять… Но близким людям надо уметь договариваться между собой… Хотя… Я ведь тоже не умею… – я потупила взгляд и вспомнила, что сама не могу найти общий язык со своими родителями и просто отправила их подальше, чтобы они меня перестали учить жизни и постоянно влезать в неё…
- Мира, – он с таким трепетом и нежностью произносит моё имя, что я невольно поднимаю на него свой взгляд. – Всему ведь можно научиться, если есть желание. – Он мне мягко улыбается, а я пытаюсь понять, о чём он говорит? Про моих родителей он же не знает… Неужели он сейчас мне намекает на нас? И тут меня снова бросает в жар, после чего накрывает волной мурашек. Я опускаю взгляд на свои вещи и понимаю, что почему-то весь мир, будто замер вокруг нас: мне никто не звонит и не пишет всё это время, ни один человек так и не вышел ни из одного кабинета, которых на этаже целых десять…
- Андрей Викторович, – я подниманию на него взгляд, – вам уже пора?
- Пора… – отвечает со вздохом и кивает, но смотрит на меня всё равно с нежностью.
А я слегка прикусываю левый уголок нижней губы, но всё же набираюсь смелости и, сделав глубокий вдох, тихонечко проговариваю:
- Андрей Викторович, спасибо большое, что рассказали мне всё это. Я не уверена, что заслужила ваше доверие, но ничего никому не расскажу. Я, правда, очень ценю ваши поступки. Правда. – Я несколько раз киваю, всматриваясь ему в глаза, но даже сама не понимаю, что хочу в них увидеть? А, может, мне просто хочется напоследок раствориться в этих голубых озёрах его глаз?
«Вот и зачем мужчине такие нереальные глаза? Слишком выразительные и невероятно глубокие…» – не успела додумать, как услышала:
- Мира, вот вы как раз и заслуживаете моё безоговорочное доверие… – и снова смотрит на меня так проникновенно, а я мысленно пытаюсь заставить себя собраться и не раскисать тут перед ним, поэтому и стараюсь перевести тему:
- А у вас есть младшая сестра, да?