Литовскому князю удалось восстановить свой сюзеренитет над Витебском, Полоцком (там правили то литовские, то западнорусские князья). Своим наследником бездетный Войшелк назначил зятя Шварна. После смерти Шварна на ту же роль претендовал его брат Лев Данилович. Войшелк этому воспротивился, и тогда галицкий князь весной 1267 г., вызвав литовского государя для переговоров, вероломно убил его.
Ближайшее будущее показало, что балто-славянское государство, сложившееся в Западной Руси и Литве, представляет собой вполне жизнеспособный и устойчивый организм, способный преодолеть династический кризис. Но со смертью Войшелка с политической арены Великого княжества сошел единственный человек, способный в тот момент осуществить крещение Литвы по православному обряду, а следовательно, преодолеть религиозно-национальный дуализм, свойственный этому государству с момента его создания.
Впрочем, само по себе сохранение коренной Литвой и Жмудью язычества лишь в слабой степени влияло на внутреннюю политику государства. Поклоняясь в Литве священным дубравам и принося жертвы Перуну, на русских землях литовские князья окружали заботой православную церковь. Более высокий уровень развития феодальных отношений, характерный для славянских земель, традиции древнерусской культуры позволили им не только полностью сохранить свою самобытность, но и оказать весьма существенное влияние на строй коренной Литвы. Если ордынцы несли в завоеванные страны свою систему управления и эксплуатации, безжалостно уродуя местные общественные структуры, чтобы приспособить их для нужд своей империи, то литовские князья вели себя в русских княжествах так же, как в свое время варяги: принимали местные обычаи, управляли «по старине», сохраняли сложившуюся ранее систему собственности. Литовские феодалы усваивали язык и письменность восточных славян; постепенная славянизация коренных литовских земель, продолжавшаяся в течение нескольких столетий, все больше ограничивала ареал распространения литовского языка (хотя Жмудь этим процессом была затронута слабо). Именно язык восточнославянского населения этого государства стал официальным (фактически государственным) языком, сохранив этот статус до конца XVII в. Все это закономерно предопределило отмеченное выше отношение к Великому княжеству его восточнославянского населения: оно с тем же правом, что и литовцы, считало это государство своим.
Нельзя, однако, отрицать, что именно динамичный литовский элемент (в частности, пополнявшее княжеские дружины свободное крестьянство) способствовал активизации западнорусского боярства, его непосредственному участию в осуществлении литовской политической программы. Стремление литовских князей расширить свои владения объективно отвечало реальному стремлению восточнославянских земель к объединению. Поэтому в данном регионе литовские князья взяли на себя функцию, в других частях Руси выполняемую тамошними Рюриковичами.
Подобная задача была поставлена уже Миндовгом и Войшелком. При их преемниках, несмотря на междоусобицы, расширение связей Литвы с другими русскими землями, утверждение литовских князей в различных центрах Западной Руси готовило почву для будущей консолидации. Осуществление этой объединительной программы в широких масштабах связано с именем великого князя Гедимина (1315—1341).
Составленное в Московской Руси «Сказание о князьях Владимирских» называет Гедимина бывшим конюхом князя Витенеса. Витенес якобы был убит громом, а женившийся на его вдове Гедимин захватил власть над Литвой и Западной Русью, незаконно присвоив дань, которую он собирал с этих земель для московского князя. Эта колоритная легенда отразилась и в литовских хрониках XVI в., приписывающих Гедимину убийство Витенеса. Большинство историков, впрочем, считает ее позднейшей выдумкой (с целью дискредитировать литовскую династию, представив Гедиминовичей узурпаторами власти). Некоторые летописи называют Гедимина сыном Витенеса, но, вероятнее всего, они были братьями.