Прошло немного времени, и мне снова представилась возможность послушать стихи. На этот раз выступал поэт Ханс Фридрих Блунк [31]. Он был председателем Имперской палаты литературы, что соответствовало должности поэта-лауреата в Великобритании. Казалось бы, его приезд должен был пробудить во мне еще больше фантазий, но этого не случилось. Слишком уж много я напридумывал себе в прошлый раз. Сейчас я был куда спокойнее и не стал воображать так много на пустом месте. Хотя именно благодаря прошлому опыту я точно знал, что когда поэт сам читает свои стихи, рождается волшебство.
И вот наступил долгожданный день выступления. Погода снова была мрачная, в любой момент мог пойти дождь. Когда начало смеркаться, я зашел за тем самым другом. Мы прогулялись вдоль старой городской стены, добрались до университета и зашли в актовый зал.
Людей было не так много, как в прошлый раз. Сцена тоже была оформлена иначе: вместо одинокого голого стола со стульями на ней была установлена трибуна, с которой свисал флаг национал-социалистической партии Германии с черными буквами на красном фоне, а рядом стояли две вазы с невразумительными букетами. Я почувствовал глубокое разочарование и грусть. Моя мечта о маленькой комнате и поэте, который читает стихи в тусклом желтом свете лампы, исчезла. Той простоты и безыскусности, которая была в прошлый раз, тоже след простыл.
Сначала какой-то молодой парень небрежно взбежал на сцену, вскинул правую руку в приветствии и заговорил. Его глаза бегали из стороны в сторону. Судя по всему, он хотел остановить на чем-то взгляд, но увидел, что толпа людей таращится прямо на него, и так и не нашелся, куда смотреть. Поэтому его рот, нос и глаза были в постоянном движении. Я все думал, как бы не рассмеяться. Но не успел я улыбнуться, как этот парень, закончив приветственное слово, так же несуразно сбежал со сцены.
Вслед за ним на сцену поднялся Ханс Бланк. Он выглядел немного комично: лысая макушка сверкала в свете ламп, левая сторона рта была искривлена, а справа виднелся большой шрам. Когда он говорил, шевелилась только правая часть верхней губы, а у шрама появлялись морщины. Это создавало странный образ. Он, как и Рудольф Биндинг, произнес несколько приветственных слов и начал читать свои стихи. На меня он произвел тяжелое впечатление. Интонации его не просто не были плавными, он читал с трудом, словно принуждаемый силой, и порой как будто не мог вспомнить текст. Его голос звучал так, словно поэт затаил обиду и мог читать только с короткими передышками. Мне вновь вспомнился Биндинг, в дрожащем голосе которого было столько очарования. Но я терпел. Прочитав несколько стихотворений, Бланк начал декламировать песни, напоминавшие народные, основанные на фольклорных сказаниях. Он вдруг оживился, голос его зазвучал громче. В этих простых, искренних песнях словно сосредоточилась первобытная сила. Мое сердце нежданно-негаданно встрепенулось, и я вновь попал в волшебный мир. Бланк закончил декламировать стихи и начал, улыбаясь, читать рассказы. В зале нередко раздавался смех, все были очень довольны. Этот смех продолжался, пока поэт не закончил свое выступление и не сошел со сцены.
Вместе с другими зрителями мы вновь протискивались к выходу. Стояла глубокая ночь. Мы подняли головы и посмотрели на шпиль старинной средневековой церкви, пронзающий темное небо где-то высоко-высоко наверху. Он был похож на тень великана. Как и в прошлый раз, образ поэта не покидал меня, он все время плыл перед глазами. Вместе с ним меня не покидал и образ его предшественника с горящим взором. Не важно, на что я смотрел – на старое дерево или на блеклый лес за ним, – но эти видения не покидали мое воображение.
С тех пор прошло больше месяца, но когда я остаюсь наедине с собой, образы старых поэтов вновь появляются перед моими глазами. Голоса их звучат в голове, и на сердце сразу становится тепло. Некоторые могут подумать, что эти видения, постоянно присутствующие в моей жизни, обременяют меня, на деле же все наоборот – они меня очень радуют. Тот расплывчатый мираж из детства наконец-то принял реальные очертания. А сам я стал слушателем поэтических голосов, которые достигают моих ушей, сердца, самых глубин моей души и остаются там навсегда. Даже если это сон, нельзя отрицать, что он чудесен!
26 февраля 1936 года, Германия, Гёттинген
В Дели
За бортом самолета раскинулось бескрайнее ночное небо, и сквозь иллюминатор было совсем ничего не видно. Словно темнота загустела и превратилась в огромный черный камень, который занял собой все пространство от неба и до самой земли. Самолет стремительно мчался вперед, преодолевая в час больше тысячи километров. В темноте, которая простиралась на десять километров вниз, один за другим загорались огоньки, нечастые и блеклые, точно первые утренние звезды. Раз! – и огней стало больше. Как будто утреннее небо в одно мгновение сменилось звездной летней ночью. Этот небосвод был весь усыпан огненно-красными жемчужинами: некоторые громоздились в беспорядке, другие выстроились словно бусины на нитке; одни складывались в квадраты, иные – в кольца и превращались в пылающее ожерелье.
31
Ханс Фридрих Блунк (1888–1961) – немецкий писатель, автор множества романов, интересовался скандинавской тематикой и пытался связать ее с национал-социализмом. Занимал высокие посты в нацистских учреждения культуры времен Третьего рейха. –