— Встань с моей ноги, Горгона! Нахера я, дурак старый, тебя сюда потащил? Чтобы ты мне вторую ногу сломала?
— Я сломала? Это ты мне руку сломал! Вторую! Я никогда не падаю, я никогда не падаю... Брехло!
— Так... — тушу сигарету, выбрасываю, беру Василису за руку. Я не знаю, куда мы полетим в наш медовый месяц, но я точно знаю, где мне, блядь, светит провести свою брачную ночь. — Поехали, любимая.
— Куда? — поднимает она на меня растерянный взгляд.
— Как куда? — улыбаюсь подбадривающе. Кто-то из нас должен, сука, бодриться. — В травматологию.
***
В больничном приемном покое царит полный хаос.
Дед громогласно возмущается на всю палату:
— Это беспредел! Я здоровый мужик! Нога сама заживет! Зачем мне этот гипс?
— Заткнись уже, герой любовник недоделанный! — бабка не отстает, материт его так сочно, что молоденькие медсестры, проходя мимо, краснеют до кончиков ушей. — Я из-за тебя руку вывихнула! Вот скажи мне, старый хрыч, что ты на старости лет еще хотел доказать?
— Любовь я тебе хотел доказать! — не сдается дед, сердито таращась на санитаров, которые пытаются пристроить его на каталку. — А теперь вот, инвалидом стал. И кому я теперь нужен такой калека?
— Мне нужен, — фыркает бабка, и тут же продолжает ругаться себе под нос. — В следующий раз вообще шею свернешь, только меня с собой не бери. Я наследство хоть получу.
Ромка с усталым видом переводит взгляд с одного пациента на другого и с обреченным выражением лица бормочет:
— Байсаров, скажи мне честно, они точно твои родственники? Может, все-таки приемные?
— Увы, родные, — вздыхаю, прижимая к себе Василису, которая смотрит на происходящее широко открытыми глазами.
Машка, деловито подхватившая инициативу в свои руки, командует персоналом, словно главврач отделения:
— Так, дедушку на рентген, бабушку в процедурную. Васька, хватит реветь, слезами делу не поможешь! Давид, перестань стоять столбом и успокой свою жену. А вы, товарищи медики, давайте шустрее, у нас тут свадьба, вообще-то!
— Маш, не командуй здесь! — ворчит дед с каталки. — Вот выйду отсюда, будешь знать...
— Угу, когда еще выйдешь, — язвит бабка, пока ее везут мимо нас в процедурную, — через месяц, не раньше.
Я бережно обнимаю Василису за плечи, чувствуя, как она тихонько вздрагивает.
— Дава, может, все-таки все обойдется? — шепчет она.
— Конечно, обойдется, любимая, — успокаиваю ее, стараясь звучать максимально уверенно. — Сейчас их залатают, и поедем домой.
В этот момент из-за двери слышится новый всплеск дедовского возмущения:
— Что значит оставите в больнице? Я тут не останусь! Я жениться собирался, между прочим!
— Давид Данилович, угомонитесь! — утомленно отвечает врач. — Сейчас вам нужен покой.
— Покоя мне не видать, пока эта фурия со мной в одной больнице! — кричит дед.
— Взаимно, старый пердун! — доносится бабушкин голос.
Мы с Василисой переглядываемся и одновременно вздыхаем.
— Дава, — тихо произносит она, — кажется, медовый месяц мы проведем в отделении травматологии.
Я улыбаюсь ей, целую в висок и отвечаю с оптимизмом:
— Зато будет, что детям рассказать.
***
Как только за нами закрывается дверь гостиничного номера, я с облегчением выдыхаю и прижимаю Василису к себе.
— Наконец-то, — тихо шепчу, целуя ее в висок. — Теперь только ты и я.
Она улыбается, слегка краснея, и мягко обнимает меня за шею:
— И никаких дедушек, бабушек, больниц и травм?
— Никаких, — смеюсь, целую ее в уголок губ. — Только ты, я и наша личная вселенная на эту ночь.
Она тихонько смеется, нежно перебирая пальцами мои волосы.
— Давид, мне кажется, этот день был просто безумием.
— Идеальное безумие, — соглашаюсь, подхватывая ее на руки и направляясь к кровати. Василиса сильнее обхватывает мою шею руками и доверчиво прижимается ко мне. — Но я готов пережить его хоть тысячу раз, лишь бы в конце дня видеть тебя в своих объятиях.
Бережно опускаю ее на мягкое покрывало, не отводя взгляда от ее сияющих глаз.
Она чуть прикусывает нижнюю губу, а ее взгляд становится чувственным, завораживающим, от него у меня по коже пробегает приятная дрожь.
— Ты такая красивая, — шепчу, касаясь ее лица, губ, ключиц. — Не верится, что теперь ты полностью моя.
Василиса замирает, затем медленно поднимает ладони и притягивает меня к себе.
— Всегда была твоей, — ее шепот ласкает мой слух.
Я целую ее, стирая все границы и усталость дня. Наши поцелуи становятся глубже, жаднее, дыхание учащается, превращаясь в страстный вихрь.
Осторожно снимаю с нее платье, любуюсь ее красотой, восхищаюсь каждым изгибом ее тела.
Ее руки уверено и нетерпеливо избавляют меня от одежды, а губы оставляют горячие дорожки по моей коже.
— Люблю тебя, Давид, — тихо произносит, едва касаясь моих губ.
— И я тебя, моя жена.
Я медленно нависаю над ней, стараясь не спешить, хотя желание уже гонит кровь так, что терпеть почти невозможно.
Ее взгляд затуманен, ресницы подрагивают, дыхание сбивается. Это сводит с ума.
Прижимаюсь к ней всем телом, чувствуя, как Василиса подо мной замирает, чуть приоткрывая губы и выдыхая мое имя.
— Давид...
Медленно касаюсь губами ее кожи чуть ниже ключицы и осторожно двигаюсь ниже. Чувствую, как Василиса замирает, ее дыхание становится прерывистым, а тело подрагивает под моими прикосновениями.
Смотрю ей в глаза, чтобы убедиться, что она хочет этого так же сильно, как и я. В ответ она чуть прикусывает нижнюю губу и робко кивает. Этого мне достаточно.
Я накрываю ладонью ее грудь, ощущая, как кожа становится горячей под моими пальцами.
Ее сердце бьется быстрее, в такт моему собственному пульсу. Осторожно провожу большим пальцем по чувствительному соску, замечая, как он тут же твердеет под моим прикосновением. Ее дыхание учащается, глаза туманятся от наслаждения.
Медленно склоняюсь и касаюсь губами ее груди, сначала нежно, а затем чуть настойчивее втягиваю сосок, лаская его языком, чувствуя, как Василиса тихо стонет и выгибается мне навстречу. Ее руки невольно зарываются в мои волосы, притягивая меня еще ближе.
— Давид...
Ее голос срывается на стон, и я не выдерживаю, теряю контроль и вхожу в нее резко, глубоко, ощущаю, как она тут же прижимается ко мне сильнее. Пальцы ее вцепляются в мои плечи, притягивая ближе.
Мои движения становятся быстрее, глубже, настойчивее. Василиса инстинктивно обхватывает меня ногами, притягивая ближе, будто стараясь удержать в себе еще крепче.
Чувствую, как ее тело сжимается вокруг меня, подстраиваясь под мой ритм, и это сводит с ума, лишая всякого самоконтроля.
Она тихо стонет мое имя. Я слышу ее прерывистое дыхание, вижу, как она выгибается подо мной, чувствуя приближение пика.
— Давид…— хрипло шепчет, закрывая глаза и запрокидывая голову назад.
Ее тело вдруг резко напрягается и содрогается, она крепко сжимается вокруг меня, достигая оргазма. Видеть ее такой, полностью отдавшейся наслаждению, становится для меня последней каплей.
Я следую за ней, произнося ее имя сдавленным, хриплым голосом, чувствую, как взрываюсь. Теряюсь в ней, полностью, наполняя ее собой.
Еще несколько мгновений мы остаемся неподвижными, тяжело дыша, переплетенные друг с другом, прежде чем я осторожно опускаюсь рядом и прижимаю ее к себе.
— Люблю тебя, Вась… — тихо хриплю, целую ее влажный висок.
— И я тебя, Давид, — отвечает моя Вася, улыбаясь и утыкаясь лицом мне в грудь.