(Отдельно следует отметить также такое важнейшее духовное достижение европейского христианства как интеграция монотеизма с эстетикой.
С точки зрения еврейской религии эстетика вовсе не является чем‑то второстепенным; наоборот, это один из важнейших каналов раскрытия Божественного света человечеству. Но этот канал идет не через евреев, а через «яфетические», постэллинские европейские народы. Идея интеграции еврейской религиозной этики и европейской эстетики заложена еще в библейском описании детей Ноя — Сима (Шема) и Яфета: «Даст Бог простор и красоту Яфету, и да обитает он в шатрах Сима» (Быт. 9:27). Евреи, потомки Сима, передают человечеству этическую компоненту, греки и европейцы, потомки Яфета, несут эстетическую компоненту: поскольку она соприродна их душе, то именно они могут правильно развить ее и показать человечеству ее Божественный свет;.
Подобная дополнительность существует не только между иудаизмом и европейским христианством, этот подход правилен и по отношению ко всем народам мира: принимая вместе с монотеизмом еврейскую религиозно — этическую концепцию, они развивают ее и интегрируют со своей специфической национально — цивилизационной личностностью, с той особой Божественной искрой, которую Бог вложил в их души; и только они в процессе своей истории могут раскрыть эту специфическую компоненту для человечества. Таким образом, при распространении еврейской Библейской идеи в человечестве речь не идет, конечно, о простом заимствовании: каждый народ и каждая цивилизация вносит свой очень важный и уникальный вклад в развитие и проявление Божественного света. Этими достижениями каждый из них должен далее делиться с другими.)
(Г). Конфликт в веках: противостояние христианства и иудаизма
29. Изменение акцентов вследствие перемещения первохристианства в нееврейскую римскую среду При Павле создание христианской теологии и текстов было только начато (Евангелия, например, создавались уже после Павла). Начальные отрывки собирались и редактировались, и делали всю эту работу уже не евреи, а бывшие язычники, обращенные Павлом. Их мир все дальше удалялся от мира иудаизма, а евреи в ту же эпоху становились все более «проблемным» народом для Римской Империи.
Три огромных и кроваво подавленных восстания евреев против Рима (в 70 г. — Великое восстание, приведшее к разрушению Иерусалима и Храма; в 115 г. — восстание еврейской диаспоры в Египте, на Кипре и во временно захваченной римлянами Месопотамии, приведшее, в частности, к гибели всей «эллинизированной» египетской еврейской диаспоры; в 135 г. — восстание Бар — Кохбы, на подавление которого было брошено около 40 % всей армии Империи; всего за три восстания ориентировочное число еврейских потерь — около двух миллионов человек) привели к тому, что «связь с евреями», легко интерпретируемая как «дружба с бунтовщиками», становилась все большей помехой для распространения христианства среди жителей Империи. Разумеется, исходную связь с иудаизмом, да и вообще происхождение христианства из иудаизма, никуда убрать было нельзя (гностики и последователи Маркиона предлагали сделать даже и это, вообще отказавшись от «Ветхого Завета», но они были сурово осуждены основным направлением христианской церкви, объявлены еретиками и изгнаны из нормативного христианства). Однако акценты в христианских текстах были смещены, особенно в вопросе «конфликта Иисуса с фарисеями», который, будучи вырван из аутентичного внутриеврейского рассмотрения, превратился в форму «отвержения иудаизма христианством». Тот же перенос акцентов произошел в описании «ответственности за казнь Иисуса», которая по возможности снималась с римлян и с Понтия Пилата и возлагалась на чуждых теперь «иудеев».
(Как уже отмечалось, этот перенос акцентов ясно проявляется в отличиях Евангелия от Иоанна от трех более ранних синоптических евангелий. Именно у Иоанна споры Иисуса с фарисеями представлены как борьба Иисуса с иудаизмом в целом; именно у него особенно сильно акцентируется вина евреев в смертном приговоре Иисусу, а римский наместник Пилат[15] изображается чуть ли не кроткой жертвой коварных первосвященников; и у Иоанна же мы находим «указания» на Божественность Иисуса.)
Таким образом, уже в первый век своего формирования христианского литературного комплекса в нем стало подчеркиваться дистанцирование от еврейства, сформировавшееся постепенно в целостную теологию антииудаизма — «теологию замещения».
15