— Не буду, успокойся, — пообещал еврейский изврат. — Сегодня просто выпорю тебя хорошенечко, а потом нежно и осторожно трахну, как тебе идея?
— Правда? Не врёшь?
— Когда я врал? Будешь стонать, как девочка, у тебя слизистая очень чувствительная.
— Тебе-то откуда знать, изверг?
— А я ещё в первый раз проверил. — Вильман наклонился к его уху, едва касаясь горячими губами. — Ты был пьян и не помнишь, как стонал на моем пальце. А ведь я даже простату не задевал.
Егор не нашёл в себе сил на достойный ответ, только на недостойный, а потому промолчал.
Слава показал ему длинный крепкий прут.
— Пробовал такое?
Егор помотал головой.
— У моего бывшего была только мини-мухобойка...
— Стек это называется. — Вильман фыркнул от смеха. — Мухобойка...
— Ну мухобойка же! — Егор тоже рассмеялся, ёрзая по покрывалу.
— Ну-ну. — Его снова погладили по полупопию. — Это гораздо больнее, чем мухобойка. — Слава прикусил его за ягодицу.
Егор ойкнул. По телу волнами расходился жар. Смешливый Слава, жестокий Слава, нежный Слава, очень успешный Слава, все эти парни, а особенно слитые воедино, весьма волновали воображение и тело.
— Я и не сомневался, что будет больнее мухобойки, — ухмыльнулся Егор. — Что ещё в программе?
— Заячий хвостик. — Вильман показал ему пробку-ёлочку с милым розовым помпончиком на конце.
— О, — только и выдавил Егор. — Может, мне ещё и юбочку надеть? Почему всё розовое?
Слава пожал плечами.
— Да просто по скидке было.
Егор прыснул и засмеялся.
В целом, если описывать его впечатления от порки, Егор бы сказал просто: «охуеть».
Маленькая ёлочка приятно потиралась о стенки, каждый раз, как Егор дёргался от нехилых таких ударов деревянного прута. От смешения боли и удовольствия, от того, что Вильман смотрел на него, такого беззащитного и с дурацким хвостиком между булок, и от мысли о том, что всё это будет так или иначе вознаграждено, у Егора стояло крепко и беззастенчиво, а когда обнаружилось, что у ёлочки ещё и секрет есть, и она мягко завибрировала прямо внутри, он натурально захныкал и заныл. Это было невозможно, и это было «охуеть», и боль от расцарапанных спины и бёдер постепенно превращалась в острое удовольствие, из-за которого приходилось глухо стонать, сладко потягиваясь в своих цепях после каждого болезненного вскрика.
— Бля-я... — затянул Егор, когда стало уже слишком... слишком. — Пожалуйста, хватит... пожалуйста...
Слава молча убрал вибрацию, а затем режущие удары переместились на нетронутые до того ягодицы. Стало немного легче, и подступающее к горлу тошнотворно-острое возбуждение отступило, оставив просто возбуждение и просто боль: ягодицам доставалось куда меньше, чем спине.
Когда это всё наконец прекратилось, Егор даже не сразу понял. Он тяжело дышал, натягивая свои путы, и вдруг ощутил облегчение, словно бы в груди взорвался наконец растущий каждую секунду шар с водой. Вся эта вода почему-то оказалась на щеках.
Он даже едва ли обратил внимание на то, как из него выскользнула пробка.
— Мальчик мой... — с волнением зашептали на ухо. Между ягодиц приткнулся тёплый и скользкий ствол.
— Да? — тонко спросил Егор, задерживая дыхание.
— Помнишь, я говорил, что буду трахать тебя нежно?
— Да.
— Я не обещал, что не будет больно. — Горячий язык скользнул в ухо, а Егор ощутил, как перед глазами, в груди, в паху, во всём теле завзрывались звёзды.
— Да, пожалуйста. — Он улыбнулся, прикрывая глаза. — Мне так хорошо... сделай мне больно ещё.
Мокрый язык скользнул по шее.
— Сделаю, — пообещал Вильман и вцепился в израненые ягодицы.
Толстый член проникал в него очень туго, несмотря на смазку и небольшую подготовку ёлочкой. Слава не обманул. Он был очень нежным и аккуратным, медленным даже, но всё таким же напористым и властным. Ствол проникал по миллиметру, плавно и не спеша, и всё же не замедлился ни на миг, ни тогда, когда Егор начал отчаянно зажиматься, ни тогда, когда заскулил от смешанных чувств. Было больно, но не как в первый раз. Было больно, но с члена уже натекла вторая лужа смазки. Было больно, но Егор не просил остановиться.
— Да! — вскрикивал он, натягивая наручники. — Как же... как же... прошу... я сейчас помру! Ещё! Ещё глубже!
Дойдя до конца и впечатавшись пахом Егору в ягодицы, Вильман вдруг вцепился зубами ему в загривок и громко, утробно зарычал-застонал, грубо вбиваясь внутрь.
Егор ощутил извращённое разочарование при мысли о том, что ему бы хотелось, чтобы Слава кончил глубоко в его заднице: по-настоящему, а не в резинку.
— Да! — воскликнул кончающий Вильман. — Я тебя в следующий раз так... ох!.. спермой накачаю... будешь... м-м!
Что Егор будет, он так и не понял, потому что Слава ткнулся ему в плечо и затих, зато понял, что просил сперму себе в очко вслух.
Слава слез с него не сразу. Сначала просто тяжело и хрипло дышал, уткнувшись носом в затылок, тихо что-то нашёптывая на каком-то красивом языке, потом стал выцеловывать шею, плечи, всё, что попадалось, а затем, словно наконец выйдя из транса, вышел и из Егора, неловко отвязал ему ноги и дал перевернуться на спину.