Однако я заметил, что хозяин во время трапезы держался скованно и съел лишь хлебец, запив молоком. К концу обеда явился долговязый худощавый человек с черной бородой, к которому г-н Носнибор и семейство относились с подчеркнутым уважением; это был семейный распрямитель. С этим джентльменом г-н Носнибор удалился в соседнюю комнату, откуда вскоре донеслись звуки рыданий и стенаний. Я едва мог поверить своим ушам, но спустя несколько минут доподлинно убедился в том, что звуки эти издает не кто иной, как сам г-н Носнибор.
— Бедный папа, — сказала Аровена, недрогнувшей рукой беря щепотку соли, — как ужасно он страдает.
— Да, — ответила ее мать, — но я думаю, он теперь почти вне опасности.
Они принялись объяснять мне, каковы обстоятельства этого дела, какое лечение было предписано распрямителем и каким успешным оно оказалось — всё это я отложу до следующей главы и изложу там преимущественно в виде сжатой сводки мнений, принятых здесь относительно данных предметов, вместо того чтобы слово в слово повторять выражения, в которых факты были до меня доведены. Однако искренне прошу читателя поверить, что как в следующей главе, так и в дальнейших я приложил все усилия, дабы добросовестно соблюсти величайшую точность, и что я ничего намеренно не исказил, хотя и мог иногда не до конца понять все смысловые оттенки здешних обычаев и бытующих здесь мнений.
X. Общепринятые мнения
В этой стране человек, если здоровье его пошатнется, если он подхватит заразу или его, до достижения 70 лет, одолеет телесная немощь, должен предстать по месту жительства перед судом присяжных и, будучи осужден, подлежит общественному порицанию и приговаривается к наказанию, более или менее суровому в зависимости от конкретного случая. Заболевания подразделяются на две категории: уголовные преступления и менее тяжкие правонарушения, как и у нас в отношении деяний, наказуемых по закону, — за серьезную болезнь следует и наказание весьма строгое, тогда как в случае потери зрения или слуха кем-либо, чей возраст превысил 65 лет и чье здоровье до сих пор не оставляло желать лучшего, виновный отделывается штрафом, который может быть заменен тюремным заключением при отсутствии средств для выплаты последнего. Но если человек подделывает чек, либо поджигает свой дом ради получения страховки, либо грабит кого-то с применением насилия, либо совершает любое другое из деяний, которые у нас считаются уголовно наказуемыми, его либо помещают в госпиталь, где за ним тщательнейшим образом ухаживают за казенный счет, либо, ежели материальное положение его благополучно, он извещает друзей, что страдает от жестокого приступа аморальности, как мы делаем, когда заболеваем физически, и те, глубоко сочувствующие, являются к нему с визитами и с интересом расспрашивают, как это всё случилось, какие симптомы обнаружились первыми и т. д. и т. п. — и на все эти вопросы он отвечает с величайшей откровенностью; ибо дурное поведение, хоть и рассматривается как явление не менее прискорбное, чем у нас болезнь, и бесспорно свидетельствующее о том, что с индивидом происходит нечто весьма скверное, считается результатом внутриутробных либо послеродовых злосчастных отклонений в развитии.
Однако самым странным является то, что хотя они приписывают дефекты морального порядка влиянию изъянов, роковым образом заложенных в природе индивида, либо воздействию злополучных факторов окружающей среды, но и слышать не хотят жалоб на несчастное стечение обстоятельств в тех случаях, какие в Англии вызывают к пострадавшему лишь симпатию и сочувствие. Неудача любого рода или даже горе, причиненное пострадавшему чьей-либо злокозненностью, рассматриваются как преступления против общества, поскольку другим неприятно об этом слышать. Таким образом, фатальное невезение или утрата благодетеля, от которого некто всецело зависел, наказываются почти столь же сурово, как телесное нездоровье.
Хотя такие идеи совершенно чужды нашим, признаки в чем-то сходных представлений можно найти даже в Англии XIX столетия. Если у человека обнаружился гнойник, медик скажет, что он содержит «скверную» субстанцию, а в народе говорят «у меня рука стала плохая» или «палец плохой», или «что-то я стал совсем плохой», когда всего лишь имеют в виду «болит», «заболел». У иных наций едгинские мнения прослеживаются еще отчетливей. Магометане, к примеру, по сей день приговоренных к заключению женщин размещают в больницах, а новозеландские маори отвечают на приключившееся с кем-то несчастье насильственным вторжением в дом «правонарушителя», а вторгнувшись, ломают, разбивают и сжигают всё его имущество. Итальянцы одним и тем же словом обозначают «бесчестье» и «злосчастье». Однажды я слышал, как итальянская дама высказывалась о молодом приятеле, который, по ее словам, был в избытке наделен всеми добродетелями, какие только есть под небесами. «Ма, — так она восклицала, — povero disgraziato, ha ammazzato suo zio» (Несчастный убил дядю).