«Всё сводится к тому, что различие между жизнью человека и машины имеет более количественный, нежели качественный характер, хотя и в качественных различиях нет недостатка. У животного интуиция в отношении непредвиденных обстоятельств развита куда лучше, чем у машины. Машина обладает куда меньшей гибкостью и изменчивостью; круг совершаемых ею действий ограничен; ее сила и точность в ее сфере деятельности — сверхчеловеческие, но если перед ней встает дилемма, она пасует; когда в ее работе возникают помехи, она, бывает, теряет голову и идет в разнос, подобно буйнопомешанному в припадке ярости; но нужно опять вспомнить, что машины находятся на стадии младенчества; они всего лишь скелеты, еще не обросшие мускулами и плотью.
Велико ли число неожиданностей, к встрече с которыми подготовлена устрица? Их ровно столько, сколько есть ситуаций, в каких она, вероятней всего, может оказаться, — и не более. То же верно и для машин — да и для человека. Перечень несчастных случаев, ежедневно происходящих с человеком из-за недостаточной подготовленности, более-менее совпадает с аналогичным списком для машин; и опыт каждого дня позволяет им чуть лучше подготовиться к встрече с непредвиденным. Подумайте о чудесных приспособлениях для саморегуляции и самонастройки, которые ныне включены в состав парового двигателя, посмотрите, как он сам себе подает масло, как сообщает тем, кто его обслуживает, о своих потребностях, как посредством клапанов регулирует применение силы, как накапливает энергию и создает инерционный момент с помощью махового колеса, посмотрите на вагонные буфера, посмотрите, как все эти усовершенствования одно к одному подобраны, чтобы обеспечить бессрочную защиту от всех неожиданностей, грозящих машине бедой, — а потом подумайте о грядущей сотне тысяч лет и о совокупном результате, который принесут эти годы неуклонного прогресса, если только человек не очнется, не осознает свое положение и не поймет, что своими руками готовит себе гибель[36].
Ужасно, что человек так долго оставался слеп. Поставив себя в зависимость от энергии пара, он предался преумножению и распространению машин, ее использующих. Разом отказаться от ее применения не значит просто вернуться в то состояние, в каком мы находились до того, как начали ее использовать; нас ждет всеобщая катастрофа и период анархии, подобного которым мы не знали — все равно как если бы население вдруг удвоилось, а дополнительных источников питания не появилось. Воздух, которым мы дышим, не более необходим для нашей чисто животной жизни, чем машины, на чью мощь мы полагались, наращивая численность народонаселения, необходимы для цивилизации; машины потрудились над человеком, они и сделали человека человеком, как человек трудился, создавая орудие за орудием, и создал машинное царство; но теперь мы стоим перед альтернативой и должны сделать выбор: либо нынче же претерпеть тяжкие страдания, либо стать свидетелями того, как нас постепенно вытесняют наши создания, и в конечном счете занять по сравнению с ними положение не выше того, какое звери полевые[37] занимают по отношению к нам.
В этом и состоит главная опасность. Многие, похоже, склонны без возражений принять столь позорное будущее. Они говорят: хотя человеку суждено стать для машин тем же, чем лошадь и собака являются для нас, он продолжит существовать, и ему, возможно, будет даже приятней жить в качестве прирученной скотины под благодетельной властью машин, чем в нынешнем диком состоянии. К домашним животным мы относимся с большой добротой. Мы обеспечиваем их всем, что считаем для них наилучшим, и не может быть сомнения: то, что мы употребляем в пищу их мясо, не уменьшает, а увеличивает их довольство жизнью. Подобным образом есть основания надеяться, что машины станут обходиться с нами по-доброму, ибо их существование будет в огромной степени зависеть от нашего; они будут править нами железной рукой, но употреблять нас в пищу не будут; наш труд потребуется им не только для производства новых машин и для воспитания их молодежи, но и для повседневного их обслуживания; мы будем готовить им пищу и кормить их, возвращать им здоровье, если они заболеют, и либо хоронить их мертвецов, либо перерабатывать ушедших из жизни членов их сообщества, дабы их механическое существование обрело новые формы.
Сама природа движущей силы, чья работа обеспечивает прогресс машин, исключает возможность пренебрежительного отношения к человеческой жизни, равно как порабощения людей. Кстати, рабы вполне довольны жизнью, если имеют хороших хозяев, да и революция машин в наше время не случится; вряд ли случится она и через 10 000 лет, и даже спустя десятикратно больший срок. Разумно ли тревожиться из-за маловероятного события, столь отдаленного во времени? Человек — животное не слишком сентиментальное, когда затрагиваются его материальные интересы, и хотя найдутся пылкие души, которые, окинув себя горестным взором, проклянут судьбу за то, что не родились паровыми двигателями, а все же человечество в массе своей без лишних разговоров согласится на любую сделку, которая обеспечит его лучшей пищей и одеждой за меньшую цену, и не пойдет на поводу у беспочвенных подозрений только из-за того, что для него якобы возможен иной удел, более славный, чем тот, что стал привычным.
36
По возвращении в Англию я узнал, что в словаре тех, кто хорошо разбирается в машинах, есть много терминов, по которым видно, что эти специалисты признают наличие жизненного начала у своих подопечных; мне говорили, что если собрать воедино выражения, что в ходу у лиц, обслуживающих паровые двигатели, получится лексикон столь же поразительный, сколь и поучительный. Мне также стало известно, что почти у каждой машины есть свои особые хитрости и антипатии, что они различают тех, кто ими управляет или их обслуживает, а с чужаком могут позволить себе закапризничать или отколоть какую-нибудь шуточку. У меня есть намерение в будущем, при случае, составить коллекцию, во-первых, выражений, общеупотребительных среди машинистов и механиков, а во-вторых, примеров незаурядной машинной смышлености и эксцентричности, о каких я смогу разузнать, — не потому, чтоб я верил в теорию едгинского профессора, но из интереса к предмету как таковому.