Алеша сел рядом с ним. Хотелось сказать Саше что-нибудь хорошее, приятное, но он ничего не мог придумать и просто сказал:
— Саша, а ведь я тоже разговаривал…
Саша кивнул:
— С Клавой?
— Да.
— Ничего, умная девушка… — равнодушно заметил Саша и вздохнул. — А я вот с Раей Рысевой…
Они помолчали, задумавшись.
— Вот ведь как получилось, Саша, — сказал Алеша, — оказывается, мы с тобой стали уже взрослые…
Он посмотрел на Сашу и впервые заметил в его лице в самом деле что-то новое, взрослое — серьезный прищур глаз, твердую складку у рта.
Коля поднял с подушки свою коротко остриженную, еще мальчишескую голову. Оказалось, что он тоже не спал, растревоженный крупными событиями в жизни друзей.
— А ты, Саша, правильно сделал, что сейчас посватался к Рае. Потом было бы поздно…
— Почему поздно? А может, наоборот? Познакомились бы получше и все такое… — не оглядываясь, сказал Саша.
Теперь он сам себя не мог понять: объяснение с Раей, которого он так страшился, закончилось благополучно. Надо только радоваться, а у него сердце щемит и щемит, и как будто бы ему теперь даже не хотелось перешагивать через этот новый порог в жизни. Кто его знает, как там все дальше сложится. Он убеждал себя: впереди все ясно, привычно и понятно — работать, догонять Алешу, учиться. Ну, и стихи писать…
Коля упорствовал:
— Нет, поздно! Когда ей Сталинскую премию присудят — от женихов отбою не будет, не протолкаешься…
Саша и Алеша разом подняли головы и уставились на Колю.
— Чего ты там мелешь, Колька? — спросил Алеша.
— Ничего не мелю, а на самом деле так получится, вот увидите. Я в газетах читал: по райкиному способу уже контролеры и в Алма-Ата, и в Минске работают. В Минске вон где! Это сколько километров будет? Тысячи! Ясно, ей Сталинскую премию присудят…
Саша обеспокоенно заерзал на стуле:
— Вот болтает, так болтает! С чего это ей Сталинскую премию присудят? Скорей Алешка получит, а не Рая…
— Алеше ничего не будет! — авторитетно заявил Коля.
— Почему не будет? Алешке скорей всего будет! Вон он сколько опок делал — восемьсот! А теперь еще и мастером в плавильный пролет выдвинули… Нам с тобой никогда этого не добиться…
— Алеше не будет. Чтобы Сталинскую премию получить, надо большое, новое сделать, а Алеша ничего нового не сделал, только производительность поднял, а это еще Стаханов начал…
— А Рая? А Рая что сделала?
— А Рая новую дорогу нашла, как качество поднимать. Знаешь, как теперь про качество говорят?
— Глупости ты говоришь! Чепуха!
Саша вскочил и взволнованно заходил по комнате.
— Вот увидишь «какая чепуха», когда она премию получит, — с достоинством проговорил Коля. — Помнишь, как я Алешке говорил, что он в Москву поедет? Помнишь? А что, не сбылось?
— Алешка кокильную машину в ход пускает. Это что, пустяк?
— Машину? — Коля подумал. — За машину, конечно, могут дать… Хотя опять же, как рассудить — ведь ее не Алешка придумал, только добился, чтобы пустили. А у Раи важнее — она вон сколько контролеров раскачала! Армия! По всему Советскому Союзу пошло! Все равно премию Рая раньше Алеши получит! — решительно заключил он.
Саша умоляюще взглянул на Алешу.
— Ну, скажи ты ему! Ну, чего он в самом деле…
— Чего ты так расстраиваешься, не понимаю… — удивился Алеша. При чем тут лауреатство? Что, Рая другой станет, если ей присудят Сталинскую премию? Любит она тебя?
— Говорить не говорила, но я так понимаю, что любит…
— Ну, и будет любить! А вообще давайте спать!
Погас свет под оранжевым абажуром. Отчетливо выделились светлоголубые квадраты окон — за ними в полную силу вступил рассвет. Над горами занималась утренняя заря.
Глава десятая
НА ВЕРШИНЕ ХРЕБТА
Августовский знойный полдень стоял над Куштуминской долиной. Солнце немилосердно жгло, все замерло в насыщенном ароматами трав и цветов воздухе. Вяло и неохотно перекликались в глубине леса птицы, изредка, шумно взмахивая крыльями, над вершинами сосен проплывал коршун. Лишь неугомонные кузнечики, не умолкая, звонко стрекотали на лесных полянах.
По чуть заметной тропе на гору поднималась группа молодежи. Тропинка то исчезала в густой заросли трав, то вновь появлялась на краю какой-нибудь поляны. Идти было трудно — даже в густой тени заповедного леса было душной жарко. Длинная колючая трава путалась в ногах, то и дело приходилось карабкаться по каменистым, обомшелым кручам.