Другой любопытный факт, что я узнал из просмотренных бумаг, было то, что то самое заброшенное поместье как раз принадлежало старшему сыну Акмельса. Первые подозрения возникли, когда в одном из писем сына к отцу я наткнулся на фразу «мы живём всего с двадцати милях друг от друга». Далее я обратился к счетам и нашёл оплату за строительство целого дома. В документе особо оговаривалась дополнительная такса на то, что дом, по желанию заказчика, предполагалось строить прямо посреди леса.
Несмотря на то, что я нашёл ответы на вопросы, как заброшенная усадьба оказалась в лесу и кто в ней жил, гораздо более важный вопрос о том, что же в нём произошло, опять остался без ответа. Орден, если и смог вытащить из задержанных ответ на этот вопрос, ни со мной, ни с Варгисом не поделился. Никто из жителей этой, казалось бы, тихой провинции ответа тоже не знал. И Нарзали, и Увельси, и Зиннеры о старшем сыне виконта старого Акмельса вспоминали с трудом, и никто из них не мог вспомнить о том, что тот когда-то жил по соседству. Способа снять наложенное на них неизвестно кем забвение я отыскать не смог.
В попытке отыскать ответ, в том числе и на эти вопросы, я, некоторое время спустя оказавшись в столице, даже отыскал бывшую компаньонку Матильды Акмельс, пожилую даму, которую нанял дед девицы для сопровождения той и выхода в свет.
- Не самая приятная особа, – вспоминала госпожа Монетт с очевидной неприязнью о своей подопечной – И странная.
Учитывая, что через её руки прошли десятки девиц, характеристике профессиональной компаньонки стоило доверять.
– Многие девицы мечтают избавиться от опеки, – с сожалением отметила она. – В этом нет ничего необычного. Каверзы устраивают, жалуются, но, в конце концов, смиряются с необходимостью следовать приличиям. Но эта словно задалась целью меня извести. Постоянно куда-то ходила и при этом всё время молчала. Лавки, банки, на дому постоянно кого-то с книжками навещала. Курсы у неё какие-то говорила, вроде как мода такая, что каждая молодая барышня чему-то учится. И бывало, с самого утра идём куда-нибудь, она молчит, придём, я жду и снова молчу, потом снова идём и молчим. Невыносимо было, но дед её хорошо платил. Салоны, правда, и вечера тоже посещала, но с другими девицами не дружила и на юнцов не заглядывалась, больше с господами в летах общалась – ну как, парой слов перемолвится и всё чинно и прилично. И всегда она знала, что делать. Куда идти, что покупать, с кем и о чём говорить. У меня она советов не спрашивала, но мне казалось, что не сама она всё это знает, а будто направляет её кто-то.
Но всё это было позже. А в тот день я в третий раз встретился с орденской посланницей уже после обеда, который, впрочем, пропустил из-за обыска в доме Кракела. Перед крыльцом усадьбы Нарзаля стоял совсем не деревенского вида абсолютно чёрный мотодиль, а в двух шагах от него госпожа Сазеренн в своём чёрном орденском одеянии. На самом крыльце, пытаясь прикрыться слишком тощими для него колоннами маячил младший Зиннер, с физиономией, когда ту было видно, настолько кислой, будто целиком съел целое ведро клюквенного соуса, правда, без особых ингредиентов от госпожи Матильды.
- Господин Винтерфилд, – кликнула госпожа легат, хоть в этот раз меня заметив. – Я уладила ваш вопрос с господином Мореном.
Я удивлённо приподнял бровь.
- Он готов вас простить за причиненный вами ущерб и беспорядок, – добавила она, внимательно рассматривая ожидающий её экипаж, – если вы согласитесь установить на его лаборатории самую лучшую магическую защиту.
- Вы знаете, что это невозможно, госпожа Сазеренн, – тихо ответил я, недоумевая, зачем орденской посланнице потребовалось давить на эту невозможно большую для меня рану.
- Господин Морен согласился приготовить для вас зелье, – теперь она проверяла, хорошо ли надеты на руки перчатки, – которое нивелирует действие наркотика. Если сможет открыть свою лабораторию, разумеется,– добавила она, быстро взглянув на меня, и мне, болвану, показалось, что в её глазах блеснули искры.
- Я справлюсь, – ответил я уже с другим настроем. Что может быть хуже для мага, чем потеря сросшихся с его сутью магических способностей? Впрочем, оказалось, что есть ещё кое-что.
- Вы уже уезжаете? – поинтересовался я, хотя ответ был очевиден.
- Да, господину Морену потребовалось передать срочное сообщение в столицу, а я как раз туда собиралась, – сухо ответила она, теребя тонкую кожу перчаток, и мне весьма некстати вспомнились её пальцы, сжимающие мои плечи. А почему-то хотелось, чтобы она снова повторила те слова, чтобы они оказались правдой. Но госпожа легат молчала, а колонны на веранде не скрывали топорщащихся ушей младшего Зиннера.