Но не эти «страшилки» поражают и угнетают воображение читателя. За старомодной готикой и наивным пугалом инквизиции уже встает нечто большее — появление у Борна первого проблеска идеи нового, современного зла, против которого бессилен прежний гуманизм. Эта исчерпанность старого, христианского представления о добродетели перед лицом современного зла, зла постхристианской эры и роднит книги Борна с гротескными и кошмарными антиутопиями нашего века. Зло — это движущая сила сюжета в романах Борна, зло обладает самоценностью и автономией, а добро ведет с ним изнурительную позиционную войну, отступая с тяжелыми потерями. В итоге надлежащая победа добродетели явно оказывается лишь уступкой законам жанра и торжественно появляется в финале романа как «бог из машины» («deos ex machina») древнеримского театра.
Любопытно, что Борн достаточно фактографичен, и художественный вымысел у него обильно приправлен реальностью. Так, готические ужасы инквизиции, в застенках которой периодически оказывается то один, то другой благородный герой, действительно имеют под собой жизненную основу. Хотя официально институт инквизиции был отменен в Испании в начале прошлого века, тайные суды инквизиции и даже пытки продолжались еще в течение всего XIX века. Эпизод с английскими детоубийцами — содержателями приюта взят прямо из жизни. Борн знакомился с материалами судебного процесса по этому делу, которое слушалось в 1872 году в Лондоне. Будучи «очищенным» от специфических черт авантюрного романа, который превратил этот сюжет в очередную «страшилку» для читателя, эпизод может вызвать в памяти пассажи Диккенса, посвященные работным домам и детским приютам, быт которых описан в «Оливере Твисте» или «Давиде Копперфильде». Борн умело сохраняет в этом эпизоде специфический английский, «диккенсовский» колорит, и неудивительно — местному колориту Борн всегда уделяет огромное внимание, считая его важнейшим залогом привлекательности книг для массового читателя.
Действие трилогии Борна сосредоточено в трех европейских странах — Франции, Испании, Англии. Автору удается создать особый, запоминающийся образ каждой страны посредством двух основных приемов — использованию местного колорита и принципу «одушевления». Париж — самый многоликий из «географических образов» Борна. Париж в «Евгении…» или в «Анне Австрийской» — то роскошная великосветская дама, блещущая драгоценностями и шелками перед балом; то он похож на нищего оборванца-разбойника, который крадется в темноте, сжимая в руке нож. Перед «кровавым декабрем» в царствование Людовика-Наполеона Париж застывает в недобром напряженном молчании, а появление принцессы Евгении приветствует всей роскошной палитрой красок — яркая голубизна неба, свежая зелень деревьев, блеск ночных огней.
Испания для Борна — загадочная, таинственная, экзотическая, полная пряных ароматов страна самоотверженности и благородства, но одновременно и родина инквизиции, хранящая тайны немыслимых злодейств и жестокой мести. Все здесь зыбко и призрачно, всюду таятся скрытые опасности. Образ Испании соотнесен с образом прекрасной принцессы Евгении. Испания так же манит и чарует обманчивой красой, которая грозит в любой момент обернуться гибелью и позором.
Наименее симпатичной из трех держав получилась у Борна Англия. Туманный Альбион уныл, тосклив и скучен, все краски здесь будто смыты дождем или съедены беспросветным туманом и сыростью. Как говорил еще незабвенный д'Артаньян, в Англии «дождь считается туманом, а туман — хорошей погодой». Эту сентенцию мог бы произнести и любой из трех мушкетеров Борна, которые так же преданно, как и герои Дюма, служат французской королеве и ради нее отправляются даже в Англию — «в эту отвратительную страну, где солнце похоже на луну, а луна на сыр».
Таким образом, читатель получает возможность попутешествовать по современной Борну Европе и не только прочесть увлекательный рассказ, но и узнать кое-что новое для себя. Георг Борн мудро следует принципу «развлекая, поучай». И для нашего читателя его книги окажутся не только увлекательными, но и полезными. Из них можно почерпнуть довольно обширные знания об истории Европы конца прошлого века. Мы с детства знакомы с эпохой Ришелье или Варфоломеевской ночью в основном благодаря Александру Дюма. Российская история стала достоянием масс с помощью сочинений Валентина Пикуля. В, увлекательной, легкой, занятной форме книги Борна также помогут восполнить многие пробелы нашего исторического образования.
В России на рубеже веков Борн был не менее знаменит, чем в Германии. Первые переводы его романов на русский язык появились в начале 70-х годов XIX века. А уже к 1905 году, например, его роман «Изабелла…» выдержал пять переизданий, а словосочетание «Тайны мадридского двора» вошло в поговорку, как обозначение необычайной таинственности. Российские издательства выпускали собрания сочинений Г. Борна или дополняли уже вышедшие новыми романами.
В Москве и Петербурге его романы выходили у Касаткина, Львова, Антонова, в таких престижных издательствах, как издательства Ф. Гаусса и «Мир приключений», и даже в петербургской «Северной Пальмире».
«Мы представляем благосклонному читателю новую серию увлекательнейших книг уже хорошо известного в Москве г-на Борна, блистательного сочинителя приключенческого романа» — так отзывалось о Борне солидное издательство Ф. Гаусса, начиная в 1910 году издание ряда романов Г. Борна в серии «Библиотека приключений».
Георг Борн писал не менее, если не более увлекательно, нежели многие современные ему писатели-приключенцы, издающиеся и переиздающиеся до сих пор. Скорей всего, в незаслуженном забвении Георга Борна, как и многих других немецких писателей, сыграла трагическую роль судьба самой Германии в нашем столетии, не менее горькая, чем судьба России. В особенности это антинемецкие настроения в Европе времен первой и второй мировых войн, это и немецкий фашизм, которому Борн, если судить по справочникам того времени, пришелся не ко двору…
Кстати, в Советской России Георг Борн был и вовсе запрещен как вредный буржуазный писатель и на многие десятилетия отправлен в спецхран, в насильственное забвение.