— Не стоит так официально. Для вас я Михаил Константинович. Тем более, что мой титул ещё нужно подтвердить в Имперской канцелярии. Ведь весь мир уверен в том, что род Багратионовых стёрт с лица земли, — сказал я и невольно сделал шаг вперёд.
В мой позвоночник упёрся пистолет. Егорыч шепнул так, чтобы его слова услышал лишь я:
— Дёрнешься, убью.
На эту угрозу я совершенно никак не отреагировал. В случае, если старик нажмёт на спусковой крючок, регенерация меня исцелит. А вот его разуму, запертому в ментальную клеть, уже ничто не поможет. Попрощавшись с Гургеном, Евсеем и Максимкой, мы не спеша проследовали в администрацию Верхнечусовского Городковского сельского поселения.
Одноэтажное здание. Свет не горит. Дверь заперта. Егор Егорович толкнул меня вперёд и вежливо попросил:
— Михаил Константинович, будьте добры, поднимите руки и дождитесь, пока я отопру дверь.
— Егор Егорович, к чему эти предосторожности? У вас ранг акалита, а может, даже магистра. Неужели вы думаете, что такой юнец, как я, способен вам навредить? — с издёвкой спросил я, но просьбу майора выполнил.
— Дорогой мой Михаил Константинович. Во-первых, в роду Багратионовых не было ни одного Константина. А следовательно, вы Багратионов не по линии отца. Я предполагаю, что вы сын почившего барона Архарова, но это не важно. Важно то, что за свою жизнь я повидал много невинных деток, особенно принадлежащих вашему роду. Такие наивные, беззащитные, глазки блестят, голос дрожит. А ночью эти детки пробираются в казарму противника и собственноручно вырезают умелых гвардейцев, всех до единого. Причём они делали это так виртуозно, что никто даже не успевал пикнуть.
— В таком случае, ваши опасения оправданы, — расплылся я в улыбке.
— Ещё бы, — хмыкнул Егорыч. — Ни один двенадцатилетний парень не может сохранять самообладание, когда на него направлен пистолет. И уж тем более, когда клинок приставлен к шее. А вы даже не дрогнули. Чувствуется огромный опыт сражений. Как будто вы бывали на волосок от смерти чуть ли не чаще моего.
Егорыч провернул ключ в замочной скважине и указал кивком внутрь помещения.
— Добро пожаловать в Верхнечусовские Городки, — недобро улыбнулся он.
— Надеюсь, у вас есть чай с печеньем. А то я изрядно проголодался.
— Ага. Есть и чай. И печенье. И какава с молочком, — усмехнулся Егор Егорович и вошел в администрацию следом за мной.
Уфа.
Кабинет барона Титова.
Ночь была глухой и неподвижной. За окнами — ни звука, ни звезды. Уфа тихо дремала, укрытая тяжёлым небом. В кабинете Дмитрия Антоновича горела лампа. Мягкий золотистый свет ложился на медные ручки ящиков, стеклянный глобус, фарфоровую чашку, заполненную до краёв дымящимся ароматным кофе. Кофе был чёрным, как сама ночь, как мысли барона.
Дмитрий Антонович сидел, не отрывая взгляда от газеты. Шелест страниц был единственным звуком в комнате. Титов дочитал абзац, за ним второй, третий, а после отложил газету, пытаясь осмыслить прочитанное. Заголовок гласил:
«БАРОН ЮСУПОВ СОШЁЛ С УМА! ПОПЫТАЛСЯ ПООБЕДАТЬ СЛЕДОВАТЕЛ ЕМ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ, А ПОСЛЕ ЗАДРАЛ ДВОРЕЦКОГО!»
Сама же статья была ещё интереснее:
'Скандал в высшем свете потряс всю Империю! По сведениям наших источников, барон Аркадий Емельянович Юсупов, ранее пытавшийся оклеветать своего соседа — барона Дмитрия Антоновича Титова, оказался в поле зрения Тайной Канцелярии.
Во время допроса Юсупов вдруг набросился на следователя и попытался его сожрать! Лишь чудом чиновник спасся: в кабинет ворвался дворецкий и отвлёк обезумевшего барона. Но — увы! — слуге не повезло: Юсупов в ярости перегрыз ему глотку.
После задержания барон был признан невменяемым и помещён в психоневрологическое отделение закрытого режима. Что же довело его до безумия? Мы продолжаем следить за развитием событий!'
Титов снова взял газету и перечитал статью. Газета дрожала в его пальцах. Медленно, почти машинально, он вернул её на стол. Несколько секунд смотрел в пустоту, слыша в голове голос Михаила. Голос тихий, но острый, будто игла. «Следите за новостями. Скоро звезда Юсупова погаснет».
Титов побледнел. Он откинулся в кресле, сцепив пальцы. Всё в нём напряглось, как у зверя, учуявшего опасность. Он всмотрелся в слова заголовка, будто они могли растаять, словно ночной кошмар. Не растаяли.