от пастуха к пастуху – возмущалась Венера.
- Хм, не читал – пробубнил ей в ответ Полкан.
- Стадо… А ты кто? – поднялась Эльза со своего места - сидела тут сто лет, ничего не делала. Что ты сделала в своей жизни? Что ты сделала, чтобы этого не было? Что вы все вообще сделали в своей жизни,а? Вы можете только существовать! И ваше счастье, что первая половина жизни была озарена светом! Что ты сделала? Ты, да ты! - она указала на мать - Ты не стадо, нет… А кто ты? Сидишь тут ничего не делаешь. А здесь я смотрю ничего не изменилось: бессмысленная рефлексия, рассуждения на тему… Мерзко, господа, мерзко! - развернулась она и ушла прочь.
Никто в этом доме даже не поинтересовался у нее, как она поживает. Они действительно застряли в этом имении, словно в черной дыре, потеряв всякую связь с реальностью.
- А где, Рената?
- С тех пор как вы уехали, госпожа, сестрица ваша совсем плоха стала.
- Где она?
- В своих покоях, госпожа.
Эльза взбежала вверх по лестнице. Она открыла дверь. Рената сидела по середине комнаты, обхватив себя руками, и качалась вперед-назад, вперед-назад.
- Рената, что с тобой - кинулась к ней Эльза - сестрица моя, что опять случилось? Ну, хочешь я тебя с собой заберу? Поехали со мной, слышишь?
- Меня охватывает неконтролируемый страх, Эльза. Он ломает меня изнутри и я никак не могу с ним справиться. Я понимаю, что все это не взаправду, а скорее как ночной кошмар. Но от этого не становится легче. Я подолгу не могу уснуть, не могу лежать спокойно и все трясусь, пытаюсь укачать себя. Внутри меня огромная дыра от горла до пупка. Только свернувшись калачиком ее хоть немного удается заглушить. Не знаю сколько еще я выдержу…
- Поехали.
- Нет, Эльза, нет. Нет спасенья… - смотрела она ей в глаза. У нее по щекам текли слезы -можно лишь сжечь «золотой храм», чтобы избавиться от бренности жизни.
- Я не понимаю… Ты предлагаешь сжечь наше поместье?
- Уходи, Эльза, уходи.
Дома Полкан не унимался:
- Мда, семейка у тебя конечно, палец в рот не клади- отсосут! Как родных, повидала? А тебе вообще нравится сидеть за одним столом с теми, кто продал тебя?
Эльза ему не ответила.
- Это вообще все из-за твоего батюшки! Петр Баскаков. Что сделал он в жизни, а? Он походу правил игры так и не понял. Когда Венера его обедневшего на груди пригрела, а дед Бовэ дал добро на брак, смысл был не в том, чтобы он на шею уселся и бабло принялся прожигать. Смысл был в том, чтобы он его приумножал, как это делают другие нормальные люди. А он решил жить на проценты, ничего не делая, конечно у вас ничего не осталось! Жить на проценты ваша мама и сама смогла бы и без него меньше ртов было бы!
- Не говорите так…
- Что? Ты чего это осмелела я смотрю, давно не получала? - он влепил ей подзатыльник- Да ты просто грязь под моими ногами! Ты- ничтожество и жизнь твоя такая же ничтожная!
- Почему же я должна все это слушать?
- А ты послушай! Ты, ты - пьяный, он шел на нее, протягивая вперед руки - ты совратила меня! Дьявол! - махал он руками.
- Для меня вы всегда были как три вылизанные фарфоровые статуэтки- схватил он ее лицо руками и облизал его от подбородка до лба. Он повалил Эльзу на пол. Навалился своей ста килограммовой тушей на нее сверху. Своими вечно потными руками, он залез ей в трусики и стал похабно трогать ее там.
- Близость с тобой так желанна, но потом такие угрызения совести, такие муки… но они того стоят! Аааа - застонал он.
Глава 27.
22.02. 8:00. Квартира Матреши.
«Как грустно, что мы всегда находимся лишь в предлагаемых обстоятельствах. Как знать как бы сложилась моя жизнь, если бы не тот случай. А впрочем, жизнь моя гармонична. Я живу так как чувствую и делаю то что чувствую. Я настоящая! Не это ли счастье? - захлебывалась Аматрина то смехом, то слезами. - Мы же не можем быть другими? Я не могу сосуществовать с людьми, я приношу им много боли, именно поэтому я избрала для себя жизнь в уединении. Мне было тошно от этих семейных застолий, что проводились под личиной добродетели, на которых все надевают на себя маски, а потом будут готовы продать тебя за место под солнцем. Там нет ценностей, нет принципов! Они не способны на поступок. Они могут лишь говорить о сострадании, но в душе у них нет сострадания. Они могут лишь говорить о милосердии, но в душе у них нет милосердия. Они могут лишь говорить о любви, но в душе у них нет любви. А если ты не вписываешься в их картину мира, то тебя просто вычеркивают, стирают ластиком, вырезают с семейных фотографий!»