Умирающий Будда объявил своим ученикам, что оставляет после себя три драгоценности и что, размышляя над ними, все люди могут достичь высшего блаженства. Этими тремя небесными драгоценностями, лучащимися непреходящим величием, были жизнь Будды, слово Будды и порядок Будды. И пока эти драгоценности продолжают существовать на земле, монаха в шафрановом одеянии не покинет надежда на достижение цели. Будда проложил путь, и миллионы людей прошли по его стопам этим путём достижения. Будда вошел в нирвану, Христос отправился к Своему Отцу, Заратустра вернулся в своё пламя. Все они ушли, каждый достигнув своей цели, определённой их деяниями, но их достижения продолжают жить. Они были мудры в истинном смысле этого слова; они были строителями божественного дома, архитекторами прочной цивилизации, мастеровыми, гораздо более искусными, чем все остальные люди. Время может пройти, история — кануть в вечность, нации могут погибнуть, сам мир может сгореть в пламени, из которого он появился. Но если и существует что-то, что не погибнет в большом пожаре, который устанавливает предел существованию мира, так это понимание. Если у кого-то есть надежда, то понимание есть суть этой надежды. Если есть бессмертие, то понимание делает возможным его достижение. Совершенство понимания — это полное совершенство. Понимание вечно, оно не поддаётся уничтожению или изменению. Следовательно, те, кто достигли глубокого понимания, никогда не утратят эту способность, а будут, как сорок девять языков пламени, собираться в пылающий ореол вокруг Верховного Огня, который горит вечно.
Вызовите в своём воображении тени давно ушедших Мастеров-Строителей и смотрите, как перед вашим мысленным взором маршируют победители, с триумфом проходящие через величественные арки времени. Вот темнокожий Орфей, его лицо озаряется сиянием восторга, когда он извлекает из семиструнной лиры — символа гармонии его собственного существа — бесконечные созвучия сфер. Рядом с ним египетский Гермес Трисмегист («Трижды величайший»), возлюбленный сын мудрости, который несёт в одной руке кадуцей, обвитый переставшими враждовать змеями, а в другой высоко держит поблескивающую и переливающуюся Изумрудную скрижаль с откровением непреложного закона. В этом видении из прошлого едва различим синий Кришна, возлюбленное дитя флейты и витой морской раковины, который на поле сражения Курукшетра наклонился из своей небесной колесницы и передал Арджуне, правителю людей, «Бхагавадгиту» — Песнь Вечно Живого Владыки. Позади Кришны стоит, опираясь на окованный железом посох, величественный Будда в жёлтом одеянии и с бритой головой, владыка смиренности и совершенного пути, «Свет Азии», даровавший справедливый закон. За Гаутамой вышагивает серьёзный Пифагор со склонённой головой и закрывающей всю его грудь длинной бородой. Там же и невозмутимый на вид сирийский Учитель Иисус, спокойствие которого поддерживается умением владеть собой, но лицо его опечалено грехами, совершёнными во имя его. Его тень появляется на мгновение и снова исчезает. За ним возникает множество других людей: китайский мудрец Конфуций идёт рядом с Лао-Цзы, мистиком Дао и Совершенного Пути. Великий грозный Один следует за ними, высоко неся Гунгнир — копьё, вырезанное из ветвей Дерева Жизни. Высоко взметнулось и чёрное знамя Мухаммеда, водружённое им во внутреннем дворе Каабы после того, как он низверг 360 идолов и заново посвятил Мекку живому Богу. В неопределимом далеке пребывают полуразличимые призраки Заратустры, лежащего с раной от копья в спине, и Моисея, одного перед лицом смерти на мрачном холме Моав.
Эта вереница не имеет конца, её продолжают Мастера других времён. Это были люди, стоявшие выше кланов и символов веры, выше тех различий, исходя из которых мы разграничиваем общие устремления человечества. Они служили идеалам, а не идолам. Они обрастали теологиями, и всё же каждый из них был более велик, чем основанный им орден. Все они явились из одного и того же места. Их доктрины были проникнуты одним и тем же духом, и каждый в конечном итоге слил собственное малое «я» с общим достижением. Среди великих Учителей человечества не было ни превосходства, ни второстепенности. Существовало же простое различие — различие не в цели, а в методе, расхождение не в конечной цели, а в путях её достижения. Рука об руку шли они сквозь века. Каждый глубоко уважал остальных, потому что всякое истинное величие любит величие, а ненависть свойственна только ничтожеству. Одинаковое снизошедшее на них осознание, сделавшее их по-настоящему великими, открыло им не только братство, но и, более того, тождественность всего сущего.