И пояснил.
— Есть у нас одна прихожанка, ей за девяносто лет уже. Одинокая, как перст. Живёт в том большом доме, что напротив храма, в двухкомнатной квартире. Человек не слишком приветливый, можно сказать, тяжёлый. И по возрасту, и по характеру. Из дому по немощи своей давно не выходит, я как духовник, её на дому и соборую, и причащаю. Прихожанки часто навещают. Наталья Владимировна с нашей старшей дочерью Ксенией к ней захаживает, помогает по дому. Социальных работников Елена Ивановна всех разогнала, да и на помощниц из нашего прихода фыркает, угодить ей трудно. Но нуждается в постоянной помощи, оставаться одна никак не может. Коли найдёшь к ней подход, пообещаешь всю домашнюю работу выполнять, ухаживать за ней, может, и согласится тебя приютить. Но придётся терпеть все её капризы и причуды, сразу предупреждаю, тебе нелегко придётся.
— Я мало, что умею… В детском доме нас домашним делами не слишком загружали.
— Научишься. Было бы желание. А самое главное — терпение, терпение, терпение… Это, милая девушка, одна из самых основных христианских добродетелей. Елена Ивановна, между прочим, бывшая балерина. И очень хорошая балерина. Во время войны была в ногу ранена, больше танцевать не смогла. Но не сдалась. Выучилась на библиотекаря. Долго заведующей нашей городской библиотекой была. Я ещё мальчишкой у неё книжки брал. Судьба у неё — не позавидуешь. Но если поладите, у неё многому научиться можно. Не только на кухне управляться.
— А если она не захочет меня принять?
— А мы постараемся её убедить, — улыбнулась матушка.
— Я ведь не ваша прихожанка…
— Это не имеет значения. А ты вообще-то крещённая?
— Наверно…
— Почему «наверно»?
— Меня нашли с крестиком на шее.
Тонкая футболка скрывала маленький серебряный крестик на новой блестящей цепочке.
— Вот с ним. — Она показала его священнику. — Вы ведь это знаете: у нас в детдоме всех найдёнышей крестят. А меня не крестили. Из-за крестика. Цепочка несколько раз рвалась, потом я её вообще потеряла, но крестик был всегда при мне. А эту цепочку наша заведующая Ольга Сергеевна мне на выпуск подарила.
— Сколько тебе лет было, когда тебя нашли?
— Лет пять-шесть, наверно.
— Ну, это уже возраст… Ты кое-что могла о себе рассказать.
— Не-а. Меня в какой-то далёкой стране, в Таиланде, кажется, на берегу океана нашли. После цунами. Говорили, волны меня вынесли вместе с какой-то хижиной. Я за её дверь зацепилась. Пальцы так судорогой свело, что еле разжали. Я тогда с перепугу дар речи потеряла, только мычала, ни имени, ни фамилии… Как уж местные поняли, что я русская — не знаю. В Россию отправили через консульство. Это мне Ольга Сергеевна недавно рассказала. Перед выпускным вечером. Она запросы несколько раз посылала по разным инстанциям. Никого не нашли. Утонули, наверно, мои родители. А я ещё несколько лет нормально не разговаривала. Меня даже хотели в специнтернат направить. Потом постепенно всё выровнялось. Я ведь даже своего настоящего имени не знаю. Мариной меня в детдоме назвали, потому что на берегу моря нашли.
.
Марине постелили в девичьей детской. От матушки Натальи веяло таким покоем, уверенностью и добродушием, что и Марине рядом с ней стало как-то покойно и тепло. Это был первый семейный дом, в котором она оказалась после долгой детдомовской жизни и последних скитаний. Дом, где её приютили, согрели и обещали помочь. И будущее уже не казалось ей таким беспросветно-неопределённым. Едва она прикоснулась к подушке, как словно поплыла куда-то и через минуту отключилась совсем.
В квартире было светло и тихо, на улице под окном звонко чирикали воробьи. Солнце стояло где-то высоко над маленьким балконом, и только его лучи, отражённые от стёкол соседних домов, радужным веером рассыпались по старому истёртому паласу. В её доме всё было старое: и потрескавшаяся полированная мебель, и скрипучая, постанывающая под её хлипким телом кровать с прикроватной тумбочкой в комплекте. И давно немытая стеклянная люстра. И, стоявший в гостиной за потускневшими дверцами серванта, подаренный ей сослуживцами на очень давний юбилей, чайный сервиз. А ещё старыми и даже старинными были книги. Простой длинный стеллаж, тянувшийся вдоль стены столовой, был заставлен книгами, стоявшими на полках в два ряда, а то и сложенными стопкой друг на друга. Её любимые книги, которые скрашивали теперь её одиночество. Только шторы в её доме были совсем новыми. На их покупке настояла матушка Наталья. Они долго выбирали по каталогу плотность и расцветку ткани, и, наконец, Старуха выбрала ту, которая была ей по душе. Шторы были болотного цвета с красивой серой полосой. Старый пожелтевший тюль тоже пришлось заменить. Она не сразу привыкла к этим переменам, но теперь они ей даже нравились.