Пятиклассники вошли в Большой зал в два часа пополудни и расселись по местам. На столах лицом вниз лежали опросные листы. Гарри был абсолютно без сил и мечтал только об одном – чтобы все поскорее кончилось. Тогда можно будет пойти и лечь спать, а завтра – полная свобода, и они с Роном отправятся на стадион… и он полетает на Роновой метле…
– Откройте опросники, – сказала профессор Марчбэнкс и перевернула гигантские песочные часы. – Можете начинать.
Гарри уставился на первый вопрос. Он даже не сразу понял, что не в состоянии уразуметь смысла; бившаяся у окна оса ужасно отвлекала своим жужжанием. Потом Гарри начал писать, медленно, вымучивая каждое слово.
Имена не вспоминались, даты путались. Четвертый вопрос («На ваш взгляд, введение законов о пользовании волшебными палочками способствовало разжиганию гоблинских восстаний XVIII века или их подавлению?») вообще пришлось пропустить – Гарри решил, что вернется к нему в самом конце, если останется время. Он взялся было за пятый вопрос («Как в 1749 году был нарушен Закон о секретности и какие меры были введены во избежание повторения инцидента?»), но в итоге у него осталось неприятное ощущение, что он упустил нечто важное; кажется, в этой истории были как-то замешаны вампиры.
Гарри просмотрел вопросы, выискивая те, на которые точно может ответить, и его глаза споткнулись на десятом: «Расскажите об обстоятельствах, вследствие которых была образована Международная конфедерация чародейства, и объясните, почему колдуны Лихтенштейна отказались в нее вступать?»
Это я знаю, – шевельнулось в вялом и дряблом мозгу. Перед внутренним взором всплыл заголовок, написанный почерком Гермионы: «Образование Международной конфедерации чародейства…» Гарри читал это сегодня утром.
Он начал писать, изредка посматривая на песочные часы. Он сидел за Парвати Патил; ее длинные черные волосы свисали поверх спинки стула. При малейшем движении Парвати в волосах у нее вспыхивали золотые искорки, и Гарри несколько раз ловил себя на том, что внимательно в них всматривается, – тогда приходилось встряхивать головой, чтобы хоть как-то прояснить мозги.
…Вышенекудом Международной конфедерации чародейства стал Пьер Всеммерси, но его назначение было опротестовано колдовской общиной Лихтенштейна, так как…
Вокруг шуршали перья, и этот звук напоминал мышиную возню. Солнце жгло затылок. Чем же несчастный Всеммерси не угодил колдунам Лихтенштейна? Кажется, это как-то связано с троллями… Гарри снова уставился в затылок Парвати. Если бы я владел легилименцией, то проник бы к ней в голову и узнал, как тролли поссорили Пьера Всеммерси и Лихтенштейн…
Он закрыл глаза и, чтобы исчезла эта ужасная красная пелена, уткнулся лицом в ладони. Всеммерси хотел прекратить охоту на троллей и дать им права… а Лихтенштейну досаждало племя злобных горных троллей… вот в чем было дело.
Гарри открыл глаза. От ослепительной белизны пергамента они заболели и заслезились. Гарри кое-как нацарапал две строчки про троллей и перечитал, что получилось. Не густо. А ведь у Гермионы по этому поводу было написано много страниц.
Он опять закрыл глаза, пытаясь увидеть, вспомнить… Первая встреча Конфедерации проходила во Франции, да, это он написал…
Гоблины хотели участвовать, но были удалены… и это написал…
А из Лихтенштейна никто даже не приехал…
Думай, – приказал он себе, зарывшись лицом в ладони. Вокруг скрипели и скрипели перья, песок утекал и утекал из верхней колбы часов…
А он целеустремленно, изредка переходя на бег, шагал по холодному темному коридору к департаменту тайн, полный решимости все-таки достичь конца пути… черная дверь, как всегда, широко распахнулась перед ним… вот круглая комната с множеством дверей…
Каменный пол… вперед, вперед, к следующей двери… вот световые блики на стенах, на полу, и странное механическое тиканье, но – нет времени выяснять, что это такое, надо торопиться…
Осталось всего несколько футов… он подбежал к третьей двери… та послушно, как все прочие, распахнулась…
Огромный зал с полками и стеклянными шарами… сердце бьется быстро-быстро… теперь-то он узнает… ряд девяносто семь… он повернул налево и побежал по проходу…
Что тут на полу? Бесформенное, черное, мечется как раненый зверь… Живот подвело от страха… от возбуждения…
Гарри заговорил пронзительным холодным голосом, в котором не было ничего человеческого:
– Возьми его… подними… я не могу до него дотронуться… но ты можешь…