О военном союзе Австрии, России и Пруссии, существовавшем во времена борьбы с Наполеоном, а в 1815 году затем превратившемся в политический Священный союз, Франц Фердинанд говорил и писал неоднократно. «Полное согласие с Россией и союз трех императоров, сохранение мира и укрепление монархического принципа — вот идеал моей жизни, которому я всегда останусь привержен и за который я буду бороться изо всех сил», — подчеркивал эрцгерцог.
В 1891 году Франц Фердинанд побывал в России. При дворе Александра III его приняли со всеми возможными почестями, а он сам после возвращения в Вену отмечал, что «автократическая система в России — это самая лучшая модель, которую только можно придумать». Впоследствии у него даже были мысли попросить Николая II о военной помощи в случае каких-либо бунтов в Венгрии — он хорошо знал, что именно русские войска, направленные в Венгрию по приказу императора Николая I, спасли Габсбургов во время Венгерской революции 1848–1849 годов. Однако когда эрцгерцог намекнул на это, царь не проявил большого энтузиазма.
Его планы по «обузданию» венгров не нашли сочувствия и у кайзера Германии Вильгельма, несмотря на их дружеские и доверительные отношения.
Интересно, что в 1908 году, когда Вена готовила аннексию Боснии, Франц Фердинанд узнал об этих планах в самый последний момент. Есть версия, что император не решался сообщить ему об аннексии раньше, потому что боялся, что он «сольет» эту информацию «своему другу» Вильгельму, и кто знает, как после этого стали бы развиваться события.
Сам эрцгерцог хотя и не был противником аннексии, критиковал методы, которыми она проводилась. «К чему нам эти дешевые лавры, если из-за этого может возникнуть европейский конфликт, а затем, быть может, война на два или три фронта, которую мы вести не в состоянии?» — говорил он.
…На суде члены «Молодой Боснии» довольно подробно рассказывали, почему решили сделать своей мишенью Франца Фердинанда. «Я знал, что… существовала клика, именуемая военной партией, целью которой было завоевание Сербии. Во главе ее стоял наследник престола. Я полагал, что, избрав его объектом мести, я отомщу им всем», — говорил Неделько Чабринович.
Принцип же объяснял свой поступок так: «Я нисколько не жалею, ибо я устранил препятствие с нашего пути. Он был немцем и врагом южных славян».
Но действительно ли это так?
Как ни странно, ответить на этот вопрос сложно и сейчас. Представления Принципа о «враждебности» эрцгерцога к южным славянам — это, конечно, упрощение. Однако каковы же были его планы в отношении Сербии?
На этот счет сохранились весьма противоречивые свидетельства. С одной стороны, он говорил: «Война с Россией станет концом для нас. Если мы что-либо предпримем против Сербии, Россия поддержит ее, и мы получим войну с Россией. Стоит ли австрийскому императору и русскому царю сбрасывать друг друга с тронов, чтобы открыть дорогу революции?» Как видим, здесь он оказался прав «на все сто». Известна также его фраза о возможности территориальных претензий к Сербии, которая стала крылатой: «Ни одной сербской сливы мне не нужно».
С другой стороны, сохранилось немало свидетельств о том, что Франц Фердинанд считал, что в будущем сербы и другие южные славяне, которые пока еще не находятся в составе Австро-Венгрии, должны неминуемо попасть в «орбиту влияния» империи. Каким образом, по его мнению, это могло бы произойти, тоже до конца не понятно. По одной версии, престолонаследник считал, что их нужно сначала вовлечь в тесные экономические отношения с Австро-Венгрией, крепко «привязать» к империи, а потом приступить к политической интеграции. По другой — он вроде бы не исключал в будущем войны с Сербией и Черногорией.
В декабре 1912 года в письме начальнику имперского Генерального штаба Конраду фон Гетцендорфу Франц Фердинанд отмечал: «Объединение югославянского народа представляет собой одно из тех явлений, определяющих историю наций, которые нельзя игнорировать и нельзя предотвратить. Вопрос только сводится к тому, должно ли объединение совершиться под контролем двуединой монархии, т. е. за счет независимости Сербии, или оно должно совершиться под покровительством Сербии за счет монархии. Последнее означало бы для нас потерю югославянских земель и тем самым почти всего побережья. Такая утрата положения и престижа низвела бы монархию до уровня мелкого государства».
Владимир Дедиер обращает внимание на интересную деталь: в 1911 году в проекте перечня титулов будущего императора Франца II (то есть Франца Фердинанда) указывалось на нежелательность включения в него титула короля Сербского и Болгарского, так как эти страны являются суверенными государствами. Однако в версии 1914 года титул «Король Сербский» уже присутствует. Это, по мнению историка, доказывает, что Франц Фердинанд определился с видением будущего Сербии.
Но больше всего споров среди историков вызывали и вызывают планы эрцгерцога в отношении собственной страны.
В замке Артштеттен можно увидеть большую карту, выпущенную еще в начале прошлого века, при жизни эрцгерцога. На ней изображено, как могла бы выглядеть Австро-Венгрия, если бы реформы Франца Фердинанда состоялись.
«По этому плану все народы империи получали равные права и свои государственные образования, — уверена правнучка эрцгерцога Анита фон Гогенберг. — Если бы он осуществился, то в империи сложился бы баланс сил и она стала бы гораздо более устойчивой».
Так ли это?
Главной проблемой существования двуединой монархии Франц Фердинанд считал отношения с Венгрией, точнее говоря, всевозрастающие, как он считал, амбиции венгров, особенно в военных делах. Венгры платили ему той же монетой. Престолонаследник жаловался дяде-императору, что против него в Венгерском королевстве «ведется систематическая травля», венгры «всё время подстрекают против всего, династии, государства, армии, и т. д. и т. д.». Отношения между эрцгерцогом и будапештскими властями были такими натянутыми, что в 1907 году он даже не хотел ехать в столицу Венгрии на торжества, посвященные сорокалетию провозглашения двуединой монархии.
Он и не поехал бы, если бы не приказ Франца Иосифа. Наследник скрепя сердце прибыл в Будапешт, но не смог заставить себя присутствовать на всех торжествах и уехал раньше их окончания.
Босния и Герцеговина тоже была предметом раздора между Австрией и Венгрией — как аристократии, так и буржуазии двух частей империи. Австрийские и венгерские акционерные компании и банки конкурировали за возможность эксплуатировать природные ресурсы этой провинции, вести строительство железных дорог и пр. Венгерские правящие круги настойчиво добивались, чтобы Босния после аннексии вошла в состав Венгерского королевства, чему Франц Фердинанд категорически противился.
«Если дело дойдет до аннексии, — говорил он, — я дам свое согласие на это только при одном условии — чтобы обе провинции присоединились к монархии как коронные земли. Если Венгрия будет требовать, чтобы эти земли принадлежали короне Святого Стефана (то есть Венгрии. — Е. М.)… мы не должны соглашаться с этим ни при каких условиях, даже если бы это означало отсрочку аннексии и сохранение статус-кво».
План эрцгерцога в отношении Боснии осуществился, но он всё равно с подозрением относился к тому, как «коронной землей» управляет министр финансов Леон фон Билинский, считая, что тот проводит «провенгерскую» политику.
В борьбе против венгров эрцгерцог, по-видимому, собирался опираться на представителей других народностей империи. Одним из его сторонников был, например, граф Оттокар фон Чернин, происходивший из чешско-немецкого рода и хорошо знавший семью графини Хотек. Чернин написал несколько меморандумов, в которых, в частности, предлагал фактически свести статус Венгрии к положению обычной провинции империи.
Другим и, пожалуй, наиболее мифологизированным из советников Франца Фердинанда был румын Аурел Попович. Еще в 1892 году он вместе с другими румынскими общественными деятелями Австро-Венгрии подписал Трансильванский манифест, в котором выдвигались требования равных с венграми прав для других народов империи и прекращения мадьяризации. В манифесте отмечалось: «…И румыны, словаки, хорваты и сербы отвечают… страшною ненавистью к мадьяру и ко всему, что носит мадьярское обличье».