В 1906 году Попович выпустил книгу «Соединенные Штаты Великой Австрии». «Большое разнообразие происхождения, языка, обычаев и быта разных народов требует от империи Габсбургов такой формы государственного управления, которая бы могла гарантировать, что ни один из народов не будет притеснен, ущемлен или угнетен другим в своей национальной политике, саморазвитии, культурном достоянии — одним словом, в своем понимании жизни», — писал он.
Согласно плану Поповича, дуалистическая монархия должна была превратиться в триалистическую — ее третьей опорой становились бы равноправные славянские народы. Он предлагал разделить Австро-Венгрию на 15 автономных единиц по национально-территориальному принципу. В каждом из этих «кантонов» был бы свой язык. Скажем, в «Нижней Австрии» — немецкий, в «Богемии» — чешский, в «Западной Галиции» — польский, в «Тренто» — итальянский, в «Воеводине» — сербский и хорватский и т. д. Крупным городам — Праге, Будапешту, Львову — предоставлялась бы автономия.
Карта реформированной Австро-Венгрии, которая висит сегодня в замке Артштеттен, как раз соответствовала плану Поповича.
Франц Фердинанд был знаком с этим планом. Концепция «Соединенных Штатов Великой Австрии» во многом отвечала его политическим интересам — прежде всего она практически ликвидировала «венгерскую угрозу» для целостности монархии. Его советники не без основания указывали, что «национальные группы в Венгрии находятся вне закона, но они — естественные союзники короны в борьбе против венгерских требований… Национальные группы в Венгрии ждут от наследника престола своего освобождения».
Однако в какой степени план Поповича мог стать основой для реформ будущего императора? Иногда встречаются утверждения, что престолонаследник фактически «взял его на вооружение» и только его гибель в Сараеве сорвала реформирование империи и создание австрийских «Соединенных Штатов». Но, похоже, Франц Фердинанд так и не успел принять однозначного решения на этот счет.
Идея триализма его действительно интересовала. Но ее понимание не сводилось им только к плану Поповича. Например, Франц Фердинанд не исключал, что славяне могут объединиться в рамках третьего государственного образования империи наравне с Транслейтанией и Цислейтанией. Еще в 1903 году на встрече с Николаем II эрцгерцог говорил, что с симпатией относится к возможности создания некоего южнославянского образования в границах монархии. Этот план имел много сторонников среди хорватов, которые считали, что именно они станут ведущей силой этого образования.
Есть также версия, что наследник хотел «перестройки» империи по личным соображениям. Ведь его дети были лишены прав на императорский престол, а вот королевскую корону славянского «государства» теоретически получить могли. Возможно, и эти мысли тоже приходили ему в голову. Почему бы и нет?
Однако сохранились утверждения советников эрцгерцога, что триализм был для него лишь «мимолетным увлечением», а потом он вернулся к более консервативной идее «Великой Австрии», которой придерживался ранее. В этой самой «Великой Австрии» с сильной центральной монархической властью все населяющие ее народы имели бы равные права и считались бы прежде всего австрийцами, а уж потом венграми, хорватами, поляками или сербами. Важно еще и то, что венгры находились бы в таком же положении, как хорваты или румыны.
С одной стороны, это была модель не федеративного, а унитарного государства. С другой — будущий император Франц II подумывал, вероятно, о создании некоего «плавильного котла», в котором создавалась бы, как говорили в СССР, «новая историческая общность» — «народ Австрийской империи», к которому могли бы себя причислять люди разных национальностей (впрочем, гегемонию немецкоязычного населения он не ставил под сомнение). Видимо, в какой-то степени эрцгерцог хотел повторить американский опыт по «смешиванию» различных народов.
«Мой дед, — рассказывал внук эрцгерцога Георг фон Гогенберг, — всегда восхищался США, где неплохо уживались эмигранты из самых разных стран, в том числе и австрийцы. Ему очень нравилась модель американского устройства, и он подумывал осуществить что-то подобное и в Австро-Венгрии».
Советники убеждали эрцгерцога, что идеи триализма опасны для империи, так как приведут к другой крайности — усилению «славянского элемента». И похоже, убедили. В мае 1914 года Франц Фердинанд уже считал: «На триализм нужно смотреть как на средство обуздания венгров. По моему мнению, он остается единственным разумным инструментом для того, чтобы напугать венгерских шовинистов. Но он в то же время не может принести настоящей пользы династии и Австрии… Кто может гарантировать, что новое государственное образование в рамках монархии, которое бы включало в себя Хорватию, Боснию и Герцеговину, Далмацию и Приморье… всегда будет на стороне Австрии? Возможно, существующие трудности только увеличились бы… если бы югославянское государственное образование оказалось на стороне Венгрии, которая никак не может принимать интересы короны близко к сердцу».
Другими словами, вряд ли стоить уверенно утверждать, что Франц Фердинанд, став императором, точно превратил бы Австро-Венгрию в «Австро-Венгро-Славию». Кстати говоря, если бы он даже стал императором и начал осуществлять какой-то из своих планов, он наверняка встретился бы со множеством проблем. «Я думаю, на практике это было бы гораздо труднее, чем на бумаге, — считает Георг фон Гогенберг. — Его реформы в империи встретились бы с такими трудностями, что он даже представить себе не мог. Уж слишком разные народы тогда жили в империи, и слишком много влиятельных противников было у этих планов, в том числе и среди тех, кто находился у власти. Так что я бы даже не стал прогнозировать результаты подобных реформ».
С этим можно согласиться — с оговоркой, что сегодня невозможно однозначно сказать, какой из планов реформирования империи выбрал бы новый монарх. Но нельзя отрицать, что Франц Фердинанд действительно остался в истории как потенциальный реформатор. И как престолонаследник, который, оказавшись на троне, должен был дать славянам империи полное равноправие.
Задуманные эрцгерцогом реформы и сегодня часто рассматривают как одну из причин покушения на него. Слишком много противников было у этих преобразований. По одной версии, опасение, что Франц Фердинанд их всё-таки произведет, побудило радикально настроенных сербов организовать заговор с целью его убийства. «Франц Фердинанд хотел реформировать монархию, и я думаю, что его планы дать славянам равные права не устраивали определенные круги в Сербии, — говорила Анита фон Гогенберг, показывая в замке Артштеттен розы, которые когда-то разводил сам эрцгерцог. — Они бы поставили под вопрос проекты создания югославского государства во главе с сербами».
Или, например, другая версия. «Многие венские и будапештские государственные деятели облегченно вздохнули, когда узнали о событии в Сараеве», — отмечал историк Сидней Фей. Другими словами, нити могли тянуться и в Вену, и в Будапешт.
Но для чего всё-таки Франц Фердинанд решил поехать в Сараево в июне 1914 года?
Решение о роковой для эрцгерцога, да и для всего мира поездке в Боснию и Герцеговину было принято в сентябре 1913 года. Судя по всему, ее идея принадлежала военному губернатору Боснии Оскару фон Потиореку, видевшему в ней как политическую, так и военную необходимость.
Потиорек составил для Франца Фердинанда меморандум о политическом положении в провинции. Он предлагал устроить в Боснии военные маневры в присутствии наследника престола. Это, по мнению военного губернатора, напомнило бы населению и «соседям», что Босния и Герцеговина является неотъемлемой частью империи. Поскольку в последнее время, особенно после побед Сербии в Балканских войнах, в провинции усилились оппозиционные и панславянские настроения, прибытие престолонаследника, по мнению Потиорека, могло бы нанести по ним ощутимый удар.