Класс загудел как стадион в предвкушении гола.
- Что? Да она моя! Хотите я щас подпишу, - Жан потянул тетрадь на себя, и другой рукой попытался выхватить у Евгеши ручку.
Но Евгеша отклонилась, тетрадку не выпустила, пролистала ее еще раз и торжествующе заявила:
- Почерк женский! Встаньте, кто ему это дал! – она подняла тетрадь над головой, - что никто? Ну все, тогда я ставлю ему двойку!
Евгеша долго искала фамилию Жана в классном журнале. Потом поняла, что ищет в журнале не того класса.
Она опять взялась за поиски, наконец хищно улыбнулась и что-то написала в журнале. Жан заглянул через плечо Евгеши, отшатнулся и побагровел.
- Ты что делаешь? Ты что дура? Та ты сдурела! - в бешенстве заорал Жан, недвусмысленно крутя пальцем у виска, - это моя тетрадь!
Евгеша оторопела от неожиданности, опять заглянула тетрадку и твердо произнесла:
- Это женский почерк! – а потом, словно осознав происходящее закричала в лицо Жану, - что ты себе позволяешь! Вон из моего класса! И больше можешь сюда не приходить!
Рев стоял неимоверный.
- Ату его, ату, - во все горло орал Футя.
…
В пустом кабинете физики, с тревогой ожидающего ремонта, Владимир Моисеевич ставил нам задачу.
- Смотрите. Я хочу чтобы здесь был беленький потолочек. Я видел как соседи сделали у себя в квартире. Они перевели его на водоэмульсионочку. И в случае чего всегда можно подкрасить валиком. И не надо заводится с мелом и побелкой. После нее год отмываться. Я принесу две баночки из дому, и еще мне обещали две баночки хорошей, прямо с лакокрасочного завода.
- Владимир Моисеевич, - засопротивлялся Лёпа, - этого не хватит.
- Правильно. Поэтому я купил еще три баночки у Жанны Александровны. Она у себя в классе тоже хотела перевести потолок на водоэмульсионочку, но я ее отговорил. Если будет не хватать, то мы разведем ее водичкой.
- Но сначала, - продолжил Владимир Моисеевич, - надо снять мел, иначе красочка не будет ложиться. Ведра, тряпки, лестницы я вам дам. Вы потолок просто смоете и закатаете. А потом только покрасите панели и все.
Радостный свет в моей голове потускнел. Я покосился на Жана, пытающегося взять свое лицо под контроль. Масштабы кабинета физики увиделись мне по-новому. Оказалось, что он по площади ровно в половину больше обычного класса. Но отступление было невозможным.
Я вспомнил реакцию Вицы, как-то странно посмотревшего на меня, когда я изложил ему новый метод получения «пятерочки». Он пожал плечами и с сомнением сказал, что физику выучить легче, тем более, что ее все равно сдавать при поступлении.
Занятия были перенесены в другие помещения. А в кабинете физики началось…
Стоя на шатких стремянках с мокрыми половыми тряпками в руках мы «смывали» с потолка мел. Раскисшая жижа текла на лица, головы и за шиворот. Рот невозможно было открыть, развозьганная каша сыпалась с потолка прямо в глаза.
Особо тяжело приходилось Жану, несшему за всю затею моральную ответственность. Время от времени он размахивал вокруг себя тряпкой, то ли стряхивая с нее мел, то ли отгоняя от себя воспоминания, как однажды, на первое сентября, из огнетушителя уничтожил свежепобеленный потолок в школьном коридоре.
Хуже всего было то, что теоретически ожидаемого очищения, физически не происходило. Потолок оказался в серо-грязных разводах, которые не перекрыла бы никакая краска. Пол и великолепные лабораторные столы утопали в потеках, класс превращался в скользкое, непроходимое месиво. Радостное весеннее солнце торопилось все высушить, и становилось понятным, что отмывать придется не только столы и пол, но еще и стены – а то на них «красочка не ляжет».
И в момент, когда мы готовы были поддаться панике, из подсобки вышел наш работодатель. Он посмотрел на происходящее через больше обычного выпученные глаза и дал отбой.
- Так, мы сделаем иначе, - сказал он. – Завтра принесете из дома шпателя и мы просто все сошкрябаем.
С утра, но уже без энтузиазма, начался сошкряб. В повисшей в воздухе меловой пыли не было видно ни потолка ни рук. Глубокие борозды пролегли в когда-то ровной поверхности потолка.
Осыпающийся мел толстым слоем покрывал все внизу, но мы не сдавались. Процесс близился к концу. Завершающей жирной точкой стал обвалившийся с потолка огромный пласт шпаклевки, едва не разбивший научно-волшебный пульт.
На грохот из подсобки выскочил Владимир Моисеевич, и гладя на Жана втянувшего голову в плечи, заорал: