— Нет, о другом.
— У тебя проблемы?
— Завтра поговорим.
Натали испытующе посмотрела на него:
— Папа, ты ведь не болен?
— Нет, не волнуйся.
Они припарковались у гостиницы.
— Как тебе вечер, пап?
Хартунг ненадолго задумался.
— Знаешь, я иногда представляю, что было бы, если бы твоя мама не бросила меня. Какими бы мы стали.
— И какими?
— Сегодня я понял, что это меня больше не интересует. Мне гораздо важнее, какой стала ты.
— И какой же я стала?
— Замечательной, красивой, умной женщиной. Натали покраснела.
— Спасибо, — тихо сказала она. — У тебя есть чем позавтракать?
— Нет, но я что-нибудь найду, не волнуйся.
— Доброй ночи, пап.
— Доброй ночи.
Когда Натали уехала, Хартунг сел на скрипучую кровать и включил телевизор. Сейчас он бы с удовольствием выпил пива, но здесь не было минибара. По телевизору шел документальный фильм о нашествии волков в Бранденбурге и Саксонии. Жители запада, вероятно, опять будут говорить, что такое возможно только на востоке, подумал Хартунг. Нацисты и волки — вот это сочетание. В фильме показали овчарню под Гёрлицем, где два волка за одну ночь перегрызли целое стадо овец. «Бессмысленное убийство», — сказал овчар, как будто от волка можно было ожидать разумного по человеческим меркам поведения. Хартунг подумал об угольном карьере, который был где-то там, подумал о Тане и о печали в ее глазах.
В дверь постучали. Хартунг открыл и увидел перед собой крупного мужчину.
— Михаэль Хартунг? — спросил мужчина.
— Да, — ответил Хартунг.
В руке у мужчины что-то блеснуло, Хартунг почувствовал укол в живот, и тут же ладонь незнакомца закрыла ему рот. Гостиничный номер вдруг стал светлее. Хартунг хотел закричать, но не мог выдавить ни звука. Пол зашатался, комната поплыла, и стало темно.
Очнувшись, Хартунг обнаружил, что лежит на кровати, его рот заклеен, а руки связаны за спиной. Перед ним сидел мужчина и смотрел телевизор. Он улыбнулся, когда Хартунг открыл глаза.
— Ну как вздремнул?
Хартунг ответил бы, вот только рот был намертво заклеен.
— А теперь, дружочек, слушай меня внимательно! Один наш общий знакомый очень хочет, чтобы ты выступил с речью. Должно быть, это крайне важная речь. Понимаешь, о чем я?
Хартунг кивнул.
— Хорошо. Похоже, нашему знакомому ты очень нравишься, потому что иначе не досчитался бы уже как минимум одного пальца. Лично я думаю, что ты не заслужил такого хорошего отношения. К тому же отрубать пальцы мне очень нравится, особенно когда нож доходит до кости. И знаешь что? У меня отменный нож. Рубит кости, как куриные крылышки. Но, увы, наш знакомый сказал, что ты парень неглупый и предупреждения будет достаточно.
Хартунг снова кивнул. Он увидел, как мужчина заносит кулак, и почувствовал пронзительную боль в боку, от которой на несколько секунд перехватило дыхание.
— Это твоя почка — поболит пару дней, потому что разорвалась. Операция не потребуется, само срастется, просто боль будет адская. Я понятно объясняю?
Хартунг кивнул и почувствовал следующий удар, на этот раз в живот. От сильной боли он выгнулся, в глазах резко потемнело. Когда он очнулся во второй раз, во рту был привкус крови, а в животе горело так, будто в него воткнули нож.
— А это был хук в печень, — сказал мужчина. — Ты наверняка слышал о таком — относительно бокса, например. Сразу вырубает, а еще чертовски больно, после такого неделю не сможешь полноценно вдохнуть. Но это ничего, правда? Не обязательно же все время делать полный вдох?
Хартунг кивнул.
— Молодец, — сказал мужчина и склонился над Хартунгом. — А теперь к делу. Полагаю, мы договорились: ты сделаешь все, что попросит наш общий знакомый?
Хартунг кивнул.
— И не выболтаешь того, что может навредить нашему знакомому?
Хартунг кивнул.
— И ты понимаешь, что, если мне придется за тобой вернуться, ты труп?
Хартунг кивнул.
— И я найду тебя, где бы ты ни был. Это ты тоже понимаешь?
Хартунг кивнул.
— Кстати, у твоей дочери очень симпатичный деревянный домик там, на холме. При случае я бы взглянул на него поближе.
Хартунг жалобно застонал.
— Ладно, думаю, мы оба молодцы и достигли взаимопонимания. Сейчас я сделаю тебе еще один укольчик, ты уснешь, я освобожу тебя, а когда проснешься, все снова будет как прежде… Если не считать жуткой боли, но за все нужно платить, верно?
Из последних сил Хартунг кивнул, почувствовал, как игла вошла в живот, все поплыло и потемнело.
31
В голове у Хартунга шумело, поэтому он не сразу сообразил, что шум исходит из-за двери. Он повернулся на спину, жгучая боль пронзила внутренности. Не двигайся, подумал Хартунг. Не двигайся. Он попытался открыть рот: язык ощущался шершавой сухой тряпкой. Хартунг смог выдавить из себя только жалобный стон.