— Папа! Папа! — раздался из-за двери голос Натали.
Ответить не получалось. Он аккуратно перевернулся на бок, размышляя, как бы встать, причинив себе поменьше боли. Но стоило ему немного приподняться, как ужасная боль вернулась. Плевать, подумал Хартунг и, опираясь на руки, со стоном встал. Голова закружилась, голос Натали вдруг зазвучал будто издалека. Она ушла? Хартунг сполз на пол и, лежа на спине и отталкиваясь ногами, стал продвигаться к двери. Добравшись, он медленно встал.
— Папа, ты тут? — крикнула Натали.
Он нажал на ручку и осторожно открыл дверь. Дочь с пакетом булочек в руках в ужасе смотрела на него.
— Папа, что случилось? — воскликнула Натали.
Но Хартунг по-прежнему не мог выдавить из себя ничего, кроме кряхтения.
— Мне вызвать врача? — спросила Натали.
Хартунг помотал головой, поковылял обратно и лег на кровать, постанывая от боли. Натали поднесла к его рту стакан воды, он выпил маленькими глотками. Стало легче, теперь он мог шевелить языком, а в горле больше не было ощущения песка.
— Можешь купить обезболивающее? — прохрипел Хартунг.
— Да, конечно, но что произошло, пап?
— Я все объясню, но сначала мне надо прийти в себя.
— Ладно, — сказала Натали, — я скоро вернусь. Уверен, что тебя можно оставить одного?
Хартунг кивнул и закрыл глаза. В голове, словно в густом тумане, начали проявляться первые мысли. Должен ли он рассказать Натали о случившемся? Или этим он подвергнет ее опасности?
Наверное, он задремал. Когда Натали коснулась его плеча, Хартунг подскочил и со сдавленным стоном упал обратно. Натали положила ему в рот две таблетки и приставила стакан воды. Сделав глоток, Хартунг остановился в изнеможении.
— Этот человек… Это было предостережение… Мне придется сделать, что он хочет…
— Тише, тише. Потом расскажешь. — Натали промокнула ему лоб влажным полотенцем, вытерла кровь с подбородка. Хартунг чувствовал руки дочери на своей коже.
Прошло время, прежде чем таблетки подействовали. Боль утихла, и Хартунг снова мог говорить.
Он поведал Натали о событиях последних недель. Она изумленно слушала, гладила его по руке и успокаивала. Когда Хартунг от усталости больше не мог продолжать свой рассказ, дочь дала ему еще две таблетки.
Чуть позже Хартунг проснулся от боли. Он повернулся на бок и увидел лежащую рядом Натали, ее бледное лицо, густые брови. Вспомнил, как воскресными утрами они играли в людоедов. Маленькая Натали лежала между ним и Таней, он был людоедом, а Таня должна была ее спасать. Он вспомнил запах ее нежной детской кожи, вспомнил, как дочь визжала, когда его зубы касались ее шеи.
Натали проснулась, испуганно подскочила, будто очнулась от кошмарного сна, и посмотрела на него так, словно пыталась вспомнить, что произошло.
— Как ты? — спросила она.
— Как танком переехали, — ответил Хартунг.
Она достала из упаковки еще две таблетки и положила ему в рот. Потом выпрямилась и серьезно сказала:
— Папа, я все обдумала. Ты выступишь в бундестаге и сделаешь все, что запланировано. А уже после незаметно отойдешь отдел. Этот Ландман, похоже, готов на все. Конечно, хорошо, что ты теперь так упорно стоишь за правду, но все-таки лучше, чтобы все пальцы остались при тебе.
— Я даже не думал, что он способен на такое.
— Что ж, теперь ты знаешь наверняка. Этот тип потеряет все, если ваша история выйдет наружу, и, конечно, пойдет на что угодно, лишь бы это предотвратить.
— А что, если Ландман никогда меня не отпустит? Что, если мне теперь вечно придется притворяться героем?
— Да, я тоже об этом думала. У тебя должен быть рычаг давления на него.
— Например? Послать к нему громилу, чтобы отрубил ему всю руку?
— Нет, до его уровня мы не опустимся. Я присмотрюсь к этому Ландману.
— Ты что, пушистик, и думать не смей! Ты же сама сказала, что этот человек опасен. А теперь хочешь шпионить за ним? И что ты собираешься делать? Устроишь засаду у его дома?
— Во-первых, не называй меня пушистиком. Во-вторых, я буду действовать своими методами, ты же знаешь, кем я работаю.
— Ну да, что-то там с информатикой.
— Что-то там с информатикой? Папа! Я столько рассказывала о своей работе, а ты никогда не слушал!
— Ну, много ты рассказывать не могла, мы же редко видимся.
— Ладно, тогда еще раз: твоя дочь, которая категорически против, чтобы ее называли пушистиком, работает начальницей отдела информационной безопасности частного баварского банка. Я слежу за тем, чтобы никто не взломал наши системы, чтобы деньги не пропали и чтобы стоял файрвол.