Коллеги с воодушевлением застучали по столам, а Ландман обессиленно рухнул на стул.
04
Хартунга разбудил телефонный звонок. Голова гудела. Вероятно, бутылка бренди после пива вчера вечером была лишней. С другой стороны, когда еще представится такой повод выпить с приятелями? А поступление двух тысяч евро на счет — отличный повод. Самый что ни на есть лучший повод. Хартунг нащупал телефон, лежавший на полу возле кровати. Он сразу узнал голос Натали и тотчас проснулся.
— Пушистик, вот это сюрприз!
— Пап, не называй меня пушистиком.
— Ладно, прости. — Хартунг попытался вспомнить, когда Натали в последний раз звонила ему. Должно быть, в прошлом году на Рождество. Она жила под Нюрнбергом, в маленьком городке, названия которого он все никак не мог запомнить. Что-то с «бах» на конце.
— Алло, пап, ты еще тут?
— Да-да. Как ты? Что-то случилось?
— Я прочитала статью о тебе. Это же… поверить не могу.
— Ты прочитала? Я даже не знал, что статью уже опубликовали.
— Ты на первой полосе, пап! Герой со станции Фридрихштрассе. Почему ты никогда об этом не рассказывал? Обо всех этих людях, которых ты нелегально вывез.
— Ну, ты немного преувеличиваешь. Я только помог…
— Пап, не скромничай. Кстати, в статье упоминается, что ты очень тихий и сдержанный. Наверное, поэтому тебе удавалось так долго сохранять свой план в секрете, да?
— Мой план?
— Больше всего меня впечатлило, что ты так долго все готовил и терпеливо ждал подходящей ночи, ни на секунду не забывая о своей цели. Никогда бы не подумала, что ты такой.
— А какой я, по-твоему?
— Ну, такой… немного… не особо целеустремленный, что ли…
— Это тебе так мама сказала? — Хартунг почувствовал, как внутри нарастает печаль. Натали было семь, когда Таня от него ушла. Они договорились, что он может видеться с дочерью когда захочет. Но как это было возможно, если они жили так далеко друг от друга? В первые годы он ездил к ним почти каждый месяц — восемь часов туда, восемь часов обратно. Потом он начал останавливаться в маленькой гостинице неподалеку от дома с гаражом на две машины, где жила Таня со своим новым парнем. Но вскоре Натали уже не хотела приезжать к нему в ту дурацкую гостиницу. Оно и понятно, она привыкла к особняку с садом, куда Хартунгу вход был заказан, потому что новый парень Тани был против.
Так или иначе, его поездки в Баварию стали реже, а потом совсем прекратились. Натали выросла, а он этого не увидел. Для него она навсегда осталась маленькой девочкой, которую он катал по квартире на плечах, которую учил плавать в озере на месте карьера и которой по воскресеньям разрешал есть перед телевизором оладьи с яблочным пюре. А он оставался для нее папой, который жил где-то на востоке, имел странную работу, много пил, часто менял девушек и рассказывал старые анекдоты о рейхсбане.
Тогда все случилось очень быстро, Таня ушла ни с того ни с сего. Хотя, наверное, это было не так уж неожиданно, просто он долгое время не замечал проблем в их отношениях. В его глазах все было идеально, он боготворил эту женщину и отдал бы за нее все. Но в какой-то момент Таню это перестало устраивать. «Ты так мало хочешь», — однажды сказала она. «Ты — все, чего я хочу», — ответил он, и Таня грустно улыбнулась.
— Я так горжусь тобой, пап. Тем, что ты всегда добровольно вызывался на ночное дежурство, чтобы в темноте работать над стрелкой. Лучи пограничных прожекторов проносились прямо у тебя над головой! Когда я читала об этом, у меня дух захватывало от страха за тебя!
Хартунг был ошарашен. Не от небылиц, которые явно насочиняли в статье. Его малышка Натали переживала за него! Она им гордилась! Пришлось взять себя в руки, чтобы как-то продолжать разговор.
— Ах, пушистик, все кончилось хорошо и давно уже позади.
— Да, папа, ты прав, но, прочитав эту статью, я поняла, как мало о тебе знаю. Так жаль, что вы с мамой… что мы так мало общаемся. Мне бы хотелось это изменить. Ты не хочешь приехать к нам в гости в ближайшее время?
— С радостью приеду, — ответил Хартунг. И даже после того, как Натали повесила трубку, он еще долго держал телефон в руке, не веря тому, что сейчас произошло.
05
Стоило Хартунгу открыть дверь круглосуточного магазина Бернда, ему сразу стало ясно: что-то изменилось. Обычно Бернд даже не поднимал глаз, когда Хартунг входил в магазин за «мужским набором», как здесь называли упаковку из шести бутылок берлинского пилзнера. Сегодня же Бернд взволнованно бросился к нему, держа в руках новостную газету с его фотографией.