Балтус поднимается и кладет гитару Кристине на колени.
— Придержи ее чуток, мы заедем с тобой за сирень, а то зрителей чересчур много.
Он наигрывает мелодию, всего несколько тактов, потом спрашивает:
— Тебе это знакомо?
Кристина не отвечает, и Балтус поет:
— Жили на свете принц и принцесса…
Девочка слушает, смотрит, как бегают по струнам его пальцы.
— Ручей был чересчу-ур глу-убо-окий…
Тихо-тихо, едва шевеля губами, девочка напевает вместе с ним.
Сыграв эту песенку, Балтус кладет гитару на траву и спрашивает:
— Еще что-нибудь?
Кристина кивает.
Балтус напряженно думает, не пришла ли минута, когда можно предложить Кристине сделать первый самостоятельный шаг.
«Нет, терпение, друг, терпение, только после того, как она действительно заговорит, я попытаюсь».
Теперь надо бы сыграть еще что-нибудь, но его репертуар для детей возраста Кристины крайне скуден. Песни, которые он поет Нине, он не может предложить вниманию Кристины, они ей будут неинтересны, а модные шлягеры он, к сожалению, почти не знает, в них он несилен, а ведь как раз ими-то, кажется, он и мог бы заинтересовать девочку.
— Яркой звездой в летней ночи…
Он пытается петь в стиле Франка Шёбеля. Но фальшивит до того сильно, что Кристина смеется. «Да, она действительно рассмеялась», — ликует Балтус. И решает повторить трюк, теперь он подражает Томасу Люку:
— Я так охотно пи-та-юсь, пи-та-юсь, пи-та-юсь…
Если двумя минутами раньше девочка смеялась, можно сказать, беззвучно, одними глазами и губами, то теперь она смеется так, что на глаза ей навертываются слезы и она заходится в кашле.
Этому успеху Балтус радуется так, что падает навзничь в траву и тоже заливается смехом. Да, это был настоящий, живой смех, смех радости. Смех значит больше, чем слово. «Вот теперь попробую», — решает Балтус. Он встает.
— Кристина, мне через минуту-две пора идти работать. Завтра я приду снова, а сейчас давай-ка мы с тобой попытаемся сделать вот что… собственно, даже не мы, а ты попробуешь постоять хотя бы секунду одна, я совершенно уверен, что ты сможешь… Ну, смелей…
Он протягивает ей обе руки.
— Давай, давай, я помогу тебе, я буду так крепко тебя держать, что у тебя обязательно получится. Все будет хорошо, только не трусь.
Балтус от волнения весь внутренне подобрался, он ждет. Он берет ее ладони в свои, она не вырывает их, но они у нее совсем вялые.
— Ну же, смелей, Кристина.
Он чувствует, как напрягается тело девочки. Она крепче и крепче сжимает его запястья, миллиметр за миллиметром ее ступни отделяются от подножки каталки, она ставит их на землю. И осторожно-осторожно выпрямляет тело.
— Да, так, молодец, а теперь выпрями колени и напряги их, вот, отлично, ах, какая молодчина!
Кристина стоит!
Балтус придерживает ее только с одной стороны. Постепенно он отпускает и вторую руку. Он чувствует, как она старается сохранить равновесие.
— А теперь будь внимательна, я отпущу тебя совсем, но ты не бойся, ты не упадешь.
Она не протестует, остается без поддержки и совершенно самостоятельно стоит несколько секунд, несколько долгих секунд!
Балтус видит, каких усилий это ей стоит. Но вот у нее подгибаются колени. Балтус подхватывает ее под руки, бережно, осторожно усаживает в каталку.
— Ну, Кристина-молодчина, видишь, как здорово все вышло, просто по-настоящему здорово, рассказывать об этом никому не будем, пусть это остается нашей с тобой тайной! А завтра мы попробуем еще раз. Хорошо?
И происходит уже второе за этот день чудо.
— Да, — говорит она и смущенно улыбается.
Балтус видит, что у нее подрагивают колени.
И все-таки она заговорила, и разве так важно, что сказала она лишь одно-единственное слово, а, кроме того, в течение нескольких секунд стояла на ногах! Балтус счастлив.
Он бежит наискосок через лужайку, к своему отделению, бежит вприпрыжку, как мальчишка.
Да, это счастливый день, действительно счастливый.
Когда он встречается с Симоной у ворот, та сразу замечает, что Балтус в прекрасном настроении, но не спрашивает, почему.
До ужина Балтус снова подстригает кусты фрау фон Бреденфельде под руководством Нины. Она собирает тонкие веточки, складывает их по-разному и утверждает, что это дома, корабли и слоны.
Позже, за ужином, Балтус придумывает и предлагает Нине новую «застольную» игру: он кладет кусочек бутерброда ей в рот, а она — ему.
Симона говорит:
— Когда ты на следующей неделе уедешь от нас, возникнут трудности. Я не обладаю таким воображением, как ты, чтобы придумывать для Нины каждый вечер новую игру.