Я даже не помню, рассказывала ли эту историю Джиневре, и не думаю, что Макс стал бы это делать – мы поклялись на мизинчиках навсегда сохранить этот термин в тайне. В любом случае, полной версии истории не было, только итоговая фраза. «Операция Казука» – это мы говорили друг другу всякий раз, когда нам нужно было что-то скрыть. Интересно, как Джиневра исказила реальность, подстроив ее под свои цели.
Правда: градус гнева у Макса и у папы может вырасти от нуля до ста. Порой их провоцируют самые неожиданные вещи – папа однажды вышел из себя, когда клиент раскритиковал его борщ. (Это был рецепт его матери, так что борщ в нашей семье считался «божьим молоком». Мне совершенно не нравятся вкус и консистенция свеклы, однако я всегда держала этот факт при себе и поглощала папин борщ с сияющей улыбкой на лице.)
Ложь: я жажду внимания. Ложь: я стараюсь быть звездой каждого шоу, высасывая свет из всех остальных.
Или это правда?
Макс обвинял меня в этом всю мою жизнь, обычно в шутку, но скрытая обида чувствовалась. Он утверждал, что я привлекаю папино внимание, что у меня есть склонность полностью им завладевать.
Но в этом тексте меня беспокоит нечто большее, нечто кажущееся мне неправильным. Я пытаюсь ухватить эту мысль, но она ускользает, развеивается, точно дым.
Что это такое? Что-то странное… что-то, что меня беспокоит…
Словно вся моя жизнь залита чернилами, и я не могу видеть в темноте, чтобы понять, что делать дальше.
Что ж, я преуспеваю, когда на меня давят, – вот что папа всегда с гордостью мне говорил. Интересно, однако, сказал ли он это потому, что я действительно такая, или потому, что ему это было нужно? Потому что в нашей семье один из нас троих должен был разруливать проблемы. Нам нужен был человек, который заботился обо всем. Но папа был из тех, кто предпочитает, чтобы просроченные счета лежали на прилавке, потому что жизнь идет своим чередом и, скорее всего, все как-нибудь само наладится.
Так что заботиться обо всем приходилось мне.
Что мне делать дальше? Что?
Спать. Я могу отправиться спать. Я перечитаю все это завтра при свете дня и соберу воедино то, что меня мучает.
Темнота подчиняет и поглощает меня целиком.
Глава восьмая. Нейт
За всю свою жизнь я ни разу так не нервничал, ожидая, когда откроется дверь, а надо сказать, что несколько месяцев назад я стоял у входа в номер люкс в одном из лучших отелей Дубая, ожидая появления сирийского торговца оружием.
Но вот, наконец, глянцевая деревянная дверь отворяется, и выглядывает Рори. На ее щеках легкий румянец, она одета в оливковые льняные брюки и майку в тон, из-под которой видна полоска загорелого живота, – мой любимый наряд, который она купила перед нашей поездкой в Мехико пару лет назад.
Мое сердце трепещет. Я чертовски сильно люблю ее.
– Привет, – говорит она ровным голосом. – Что случилось?
Мое сердце перестает бешено колотиться, замирает в груди, начинает сдуваться.
– Э-э-э… это есть в расписании…
– В расписании?
– В плане, ну в том, который составила Джиневра. Завтрак у тебя в номере, и только мы вдвоем. Каро и Макс уже в вагоне-ресторане. Вообще-то, я расположился по соседству с тобой. – Я слышу, как кто-то вежливо покашливает у меня за спиной, и официанты с серебряными подносами проскальзывают между нами.
– Эм-м, – мычит она, пока официанты ставят подносы на стол и возвращаются обратно. – Ладно. Я так понимаю… Подожди, ты в соседнем купе?
– Ну да, рядом, – подтверждаю я.
– Ясно. Что ж, тогда входи. – Мы ведем себя до невозможности официально, как два человека, которые никогда не встречались, не говоря уже о том, чтобы смеяться вместе, лежать рядом. А ведь когда-то были друг у друга на кнопках быстрого набора.
– Рор, я… Господи. – Я невольно засматриваюсь на богатое убранство. – Это купе обалденное.
– Знаю. – Она избегает встречаться со мной взглядом. – Мне нужно закончить макияж.
– О, конечно. Не обращай на меня внимание. Хотя ты и без него выглядишь великолепно.
– Спасибо.
Ее голос звучит резко. Она возвращается в ванную, а я сажусь перед подносами, источающими аппетитный аромат. Я смотрю в окно на море, которое мирно плещется о скалы, солнце бросает ранние ленивые лучи на поверхность залива Тигуллио. Итальянская Ривьера! С ума сойти, ведь не так давно мы с Рори мечтали побывать здесь. Сейчас я смотрю на Рори, стоящую в ванной, наблюдая знакомые движения, то, как она приоткрывает губы, когда подкручивает ресницы, как она склоняет голову набок в конце процедуры и слегка улыбается. Я обычно подкрадывался сзади, обнимал ее за талию и говорил: «Мона Лиза готова». Она недовольно мычала, но тем не менее целовала меня в щеку, прежде чем сообщить о миллионе дел, которые ей нужно сделать в течение следующего часа, и тут же срывалась с места.