В угасающем к ночи осеннем небе рдело небольшое, похожее на лодку, облако. Оно медленно уплывало за солнцем. На запад. Совершенно не в ту сторону, куда нужно Виктору.
Восток и запад, север и юг. Теперь всем пришлось запомнить, что где находится. Люди хотели жить, и им пришлось все в себе перестраивать и все без исключения помнить. Люди отказывались от многих привычек: вместо водопроводной пили речную или дождевую воду, вместо газет пользовались слухами, на улицах то и дело озирались, словно за ними гнались с намерением немедленно убить за неизвестное им самим преступление.
Каждый воспринимал происходящее по-своему. Одни негодовали молча, другие, пользуясь каждым удобным случаем, выражали свое недовольство более энергичным способом. Одни молились, другие готовились к смерти, третьи — к борьбе…
Кирилин, став бургомистром города, с утра до ночи варился словно в котле. На него сразу же обрушилось множество дел. Многое требовали от него оккупационные власти, еще больше времени отдавал он своим личным делам.
Подыскав трех подходящих компаньонов, он открыл в городе две парикмахерские, ресторан и начал восстанавливать большую мукомольню в пяти километрах от города. Это у него было что-то вроде вспышки приобретательства, неизвестно ради чего и зачем. Занятый такими делами, он не сразу вспомнил о жене. Только на четвертый день после артиллерийского обстрела решил наведаться домой. Но в это время его срочно вызвали в комендатуру, и он поручил сходить домой своему заместителю.
Вечером бургомистру доложили, что дом его сильно пострадал от обстрела и никакой жены да и вообще кого бы то ни было в доме нет. Кирилину требовалось присутствовать в эту ночь на допросах в гестапо, и он опять не смог пойти домой.
На другой день он договорился с начальником полиции и комендантом города о ремонте своего дома силами пленных из концлагеря, а вечером наконец узнал от заместителя, что жена Антонина Петровна находится у соседки, но разговаривать наотрез отказалась.
Кирилин усмехнулся. «Пусть поерепенится, — решил он. — Она привыкла неплохо жить и долго не выдержит. Главное, куда мог деться Витька? Может, в деревне… А то хватит дури и за армией уйти…»
При первом же удобном случае он решил поговорить с женой сам. Потом раздумал. Не годится мужчине идти на поклон первому. Он понимал жену и отлично знал ее характер, знал, что словом ее не убедить, не заставить подчиниться. Он решил положиться на время, так как был твердо уверен, что оно работает на него. Особо печалиться было нечего.
Кирилин усмехнулся и внезапно подумал о том, что в этот час рушатся страны, захлебываются кровью народы и люди, а ему совершенно безразлично и думает он о пустяках. В конце концов не все ли равно? Пусть калечат и убивают друг друга… Дуракам — синяки и побои, умным — совершенно противоположное. Так было — так будет.
В эту осень Кирилин впервые за много лет вздохнул свободно. Кажется, не напрасно провел он лучшие годы в страхе. Он еще не так стар и сумеет наверстать упущенное. Обретено чувство уверенности и безопасности, и это самое главное.
Поверхностному наблюдателю люди показались бы встревоженными, бесцельно и бессмысленно снующими муравьями. Но внимательно приглядевшись, он бы увидел, что в суете, в движении ясно ощущаются две противоположные силы, которые направляют это движение, придают ему черты закономерности.
Горнов воспользовался беспечностью немцев в первое время и перебрался из глухого поселка Выселки в город. Из четырех явочных квартир, намеченных задолго до прихода немцев, сохранилась всего лишь одна — в Южном предместье. Другую квартиру разрушило бомбой, в остальных разместились солдаты.
Намеченные заранее явки, пароли, первые организационные действия подполья оказались непригодными. Добротная, вроде на совесть скованная цепь неизвестно почему распалась.
После тщательных, но безуспешных попыток найти хотя бы ее концы, Горнов прекратил поиски. Все оказалось в десятки раз сложнее, чем казалось тогда, на секретных совещаниях. С каждым днем становилось все яснее: нужно начинать с азов. И он, бывалый организатор, недюжинный работник, с ожесточением принялся рыться в памяти, отыскивать в ней новые адреса и фамилии. По ночам он пробирался к адресатам. Людей, о которых он вспоминал, часто не оказывалось на местах. Или же в последнюю минуту он сам терял уверенность и не решался довериться им. Он не имел права рисковать.