Она прошла в коридор, откинула крючок. Не хватило силы спросить, кто, или пригласить войти. Они вошли сами, прикрыли за собою дверь. По лицу женщины скользнул луч электрического фонарика и погас.
— Здравствуй, Дуся, — раздался в темноте сдержанный, до удивления знакомый голос.
— Боже мой, — прошептала она испуганно. — Кто вы?
— Не узнала? Смотри…
Вспыхнул фонарик, вырвав из темноты мужское лицо, густо заросшее щетиной; у женщины вмиг пересохло во рту и подкосились ноги.
— Петр Андреевич! Боже…
Кого угодно ожидала встретить Евдокия Ларионовна, выходя в коридор, но только не первого секретаря горкома. Это было так невероятно, противоестественно, что она провела в испуге по глазам ладонью — не ошиблась ли? Нет, он… Похудевший, обросший бородой, стоял и пристально глядел на нее. Спохватившись, она заторопилась:
— Что же это я… Проходите!
— Погоди. В доме есть еще кто-нибудь?
— Сын и соседка. Кирилина…
— Жена бургомистра? Послушай…
— Она с ним не живет. С самого начала, как он стал бургомистром, живет у меня. Да куда же вы? Постойте! Стреляют почти рядом. Что вы!
Горнов, взявшись было за ручку двери, вновь осветил побледневшее лицо женщины. Взглянул ей в широко открытые глаза и заметил в них слезы. Нет, она не лжет. Она осталась той же, какой он знал ее раньше, знал еще в молодости, с тех пор, как она стала женой друга по фронтам, товарища по партии и работе — Семена Иванкина. Что-то теплое шевельнулось в душе.
— Верю, Дуся. Знай, нам сейчас необходимо жить. Притом на свободе. Ты уверена в благополучном исходе? Ваш квартал оцеплен — бежать не удастся.
В его словах, произнесенных вроде бы спокойно, она почувствовала то неимоверное нервное напряжение, которое рождает седину и героизм. «Ты уверена в благополучном исходе?»
Его состояние словно передалось ей, но вместе с его умением сдерживаться. Уверена ли? Нет… Разве можно в такое время быть хоть в чем-нибудь совершенно уверенной? Но она знала, что квартал оцеплен, и она знала свой квартал. Скрыться было некуда. Еще она знала себя и поэтому твердо ответила:
— Пошли… Вам нужно успеть спрятаться.
Недалеко рассыпался горох выстрелов. Было уже совсем темно. Морозило. Звезды на небе горели ярче обычного. Мигая, они, казалось, равнодушно посматривали с высоты на разыгравшуюся в полную силу трагедию на земле.
Где-то, совсем близко, послышались крики, женский вопль, оборванный автоматной очередью на самой высокой ноте. И потом — жалобный детский плач. Он тоже оборвался. Кто-то внезапно перехватил горло вскрикнувшей от боли и ужаса ночной темноте.
Лишь только Горнов с Пахаревым успели спуститься в подполье, Евдокия Ларионовна захлопнула за ними люк и прикрыла его половичком.
Антонина Петровна молча наблюдавшая за ними, взяла стул, поставила его на люк, села и стала как ни в чем не бывало вязать чулок. И сейчас же властный нетерпеливый стук в дверь чем-то твердым, вероятно прикладом, гулко разнесся по всему дому. Замер и через несколько секунд послышался с удвоенной силой. Евдокия Ларионовна взяла лампу и вышла в коридор.
— Кто? — выждав, пока перестанут стучать, спросила она, подходя к двери.
— Открывай! Полиция!
Едва успев сбросить крючок, она попятилась: из распахнувшейся двери на нее тупо уставилось рыльце автомата. Словно загипнотизированная, не отрывая от него взгляда, она пятилась вглубь. Вслед за ней в коридор вошли два эсэсовца и полицейский с белой нарукавной повязкой. Она заметила их, только услышав вопрос полицейского:
— Чей дом?
— Дом? Боже мой… Мой дом, чей же еще?
— Идите в комнату.
Они вошли вслед за хозяйкой и остановились у порога. Бросив вязать, Антонина Петровна молча смотрела на них. Полицейский шагнул вперед и потребовал у Евдокии Ларионовны документы. Эсэсовцы стояли у двери, осматривали комнату, не снимая рук с автоматов.
Просмотрев паспорт Евдокии Ларионовны, полицейский спросил, указывая на Антонину Петровну:
— А это?
Евдокия Ларионовна хотела ответить, но соседка опередила ее:
— Я — Кирилина. Может…
— Постойте! Кирилина… Если не ошибаюсь — жена господина бургомистра?
— Да, — спокойно ответила Антонина Петровна.
— Извините, один вопрос. Почему вы не дома?
— Дом мой рядом. Он пострадал от обстрела и ремонтируется. Можете убедиться сами. Если не верите, я могу показать документы!
Евдокия Ларионовна облегченно перевела дыхание.
Полицейский извинился еще раз и спросил:
— Больше в доме никого нет?