— Ладно, — сказал он сам себе, — распустил слюни, как мальчишка. А ты чего разулыбался? — вызверился он на Главка, который понимающе щерил крепкие кривоватые зубы.
— Да так, — хмыкнул старый товарищ, который видел то же самое, что и Тимофей. — Ты чего злой такой, дружище? В поход же вышли. Оружие такое, что царским гекветам впору, харчей полно, серебра на дорогу дали. Одно удовольствие так купцов охранять.
Караван кораблей целый день полз до острого мыса, на котором они и жили раньше с Гелоном, заночевали там, а потом одним рывком пересекли море и приплыли в город, что сами и сожгли когда-то. Угарит показался как-то вдруг, внезапно выпрыгнув из-за горы, и лишил Тимофея дара речи. Не то, совсем не то он запомнил, покидая этот город.
— Ну ты смотри! Стены починили, — с удивлением отметил Главк. — И ворота новые поставили!
— Да они еще одни стены строят! — с немалым удивлением воскликнул Тимофей. — Весь город обвести хотят. Ого! Если бы тут так в прошлый раз было, мы бы Угарит нипочем не взяли.
— Ты бы поостерегся, старшой, — тронул его за локоть Главк. — Нас тут помнить могут. Глянь, сколько людей в порту суетится. Знать, многие тогда уцелели. Если признают, нам с тобой даже папирус от царя не поможет. Вздернут на суку как последнюю падаль. Или просто голыми руками разорвут.
— И то верно, — буркнул Тимофей, радуясь, что не делился подробностями своей жизни с парнями, набранными в афинских деревнях. Они, хоть и выучены в легионном лагере, по сравнению с ним птенцы желторотые. Сильные, злые и свирепые, но птенцы. Большой крови не видели еще. Да, все они бились, и не раз. Ходили на разбой в море и в набеги на деревни каких-нибудь локров или беотийцев. Но два-три убитых за бой — разве это кровь? Они не теряли всех своих близких за раз. Они ослов, подыхающих от усталости, не жрали и не собирали рассветную росу с листьев, когда заканчивалась вода. Просто козопасы, не знающие настоящей жизни. Могут распустить язык там, где не надо.
Порт бурлил как котел. Царские биремы стояли наособицу, а рядом скучал часовой, не подпуская к ним посторонних. Для них и причал отдельный сделали. А в торговой части порта царил самый настоящий первозданный хаос, но хаос какой-то веселый, пахнувший серебром и куражом удачной торговли. У причалов толкалось несметное количество кораблей, совершенно разного размера и вида. От небольших лоханей с соленой рыбой, что приплыли сюда из прибрежных деревень Лукки, до финикийских гаул, которые с каждым годом торгаши из Бейрута, Арвада, Сидона и Тира строили все больше и пузатее.
Тут были не только люди. Стадо верблюдов голов на тридцать истошно ревело и плевалось во все стороны. Им не нравился здешний шум. Но погонщик ласково погладил вожака по морде и потащил его к складам. Там этих зверей навьючат огромными хурджунами. Тимофей уже видел такое на Кипре и оценил верблюдов по достоинству. Полезная скотина, выносливая безмерно, но к новому хозяину привыкает тяжело. Не один месяц может уйти, пока подружишься с ним. Их гонят с далекого юга за немыслимую цену, но первые из приведенных животных уже дали свой приплод в этих землях. В их караване тоже такие будут, это Тимофей знал точно. Не только ослы и мулы, но и верблюды потащат груз в далекий Вавилон.
Здесь разбили новые улицы поверх старых. Обгоревшие руины разобрали, дороги расширили, обозначив их кольями, а вдоль них по ниточке строили дома в два этажа, выходящие крошечными окошками во внутренние дворики. Полные телеги свежих кирпичей, высушенных на солнце в деревянных формах, то и дело проезжали мимо Тимофея, обдавая его ослиным ревом и криками погонщиков. Еще полно пустырей, но уже сейчас видно, что город строят с запасом, и это безмерно удивило афинянина, не привыкшего думать наперед. Видно, большие планы у царя на это место.
Угарит восстал из пепла, и какое-то незнакомое ощущение шевельнулось в груди Тимофея. Впервые в жизни он почувствовал себя последней сволочью, почувствовал, что жил неправильно. Для чего грабить и жечь, когда можно спокойно жить, торговать и растить детей. Вон их сколько бегает по порту. И даже не боятся ватаги суровых мужиков, от которых кровью и чужими слезами разит за целый стадий.
— Когда дальше пойдем, почтенный? — спросил Тимофей у тамкара Кулли, который вел этот караван на восток.
— Да завтра с рассветом и двинем, — успокоил его тот. — Я заранее голубем письмо послал, тут уже приготовили все. Утром погрузимся и пойдем. Отдохните пока, парни.
Как жизнь-то меняется, — думал Тимофей. — С моря царские биремы прикрывают город от злых и голодных людишек, а с суши — две когорты пехоты. И теперь тут просто благодать…