– Пора бы завести новую!
После этого почта оказывалась на столе.
Содержимое сумки всегда было в высшей степени интересным. Без конца приходили многочисленные бандероли, которые вскрывались и откладывались в сторону: уведомления, касающиеся удобрений, лотерей, сельскохозяйственных машин, семян, рубероида, рыбного хозяйства, кирпичей и прочего. Также на свет божий извлекались газеты и журналы: «Новая прусская» и «Еженедельник бранденбургского бальяжа иоаннитов» для графа Тойпена, «Почта» для хозяина дома, «До́ма» и «Родник для немецкого дома» для фрау Элеоноры. Наконец, дело доходило до главного – до писем. Трудхен Пальм нетерпеливо заерзала. Она вела обширную переписку. С подругами по пансиону она обменивалась новостями еженедельно, так что не проходило и дня, чтобы девушка не получила письмо на красной, желтой, шафрановой, зеленой или синей бумаге. Одни из них приходили в крошечных конвертах, другие – в узких и длинных, напоминающих сложенную перчатку из кожи шевро. Такое пришло и в тот день. Оно было слегка надушено. Марка располагалась не на привычном месте, а на обратной стороне и была наклеена горизонтально.
– Боже ж ты мой! – поразился Тюбинген, через стол протягивая Труде письмо. – Что это за негодный формат! К тому же мне интересно, откуда у ваших подруг такая любовь к странному наклеиванию марок! Иногда справа, иногда слева, иногда посреди конверта, а сегодня и вовсе с обратной стороны. Такие выходки приводят в замешательство сотрудников почты, штампующих конверты, и их следует избегать в интересах как королевских служащих, так и получателей писем.
На это Трудхен ничего не сказала, а про себя подумала, что герр фон Тюбинген ничего не понимает в языке почтовых марок, который так радует подруг. Например: марка, наклеенная горизонтально на обратной стороне конверта, означала «верна». Разве можно представить себе что-то более чувственное и возбуждающее? Чего только нельзя было сказать с помощью марок – даже очень нежные и совершенно тайные вещи, которые не стоит доверять бумаге. Мисс Нелли получила письмо из Англии, после чего остались лишь два послания для барона, оба некоторой важности. Тюбинген сказал:
– Старый советник Кильман из Шниттлаге пишет мне, что его племянник доктор Хаархаус уже позавчера был у него и ему чрезвычайно хотелось бы поприветствовать и Макса. Спрашивает, приехал ли он уже и не хотим ли мы все вместе заглянуть на пару часов после обеда. Только этого мне не хватало! Кильман с его ост-индскими крюшонницами и холодным пуншем сидит у меня в печенках! Там каждый раз напиваешься так, что наутро голова трещит.
– Не обязательно так усердствовать, дорогой Эберхард, – заметила фрау Элеонора, поглядывая на второе письмо. – Если ты хочешь проявить некоторую умеренность в употреблении алкоголя…
– Элеонора, прошу тебя, – перебил ее супруг, бросив взгляд в сторону детей, чтобы показать неуместность подобных разговоров. – Макс, кстати, приезжает только сегодня, и если он захочет повидаться со своим другом Хаархаусом, то может пригласить его сюда.
– Мне было бы весьма интересно познакомиться со знаменитым африканцем, – сказал Тойпен. – Весьма! Его первая книга мне невероятно понравилась. Апропо, надеюсь, что Макс также решит описать свое путешествие. Его карьере это пойдет только на пользу.
– Пусть он решает сам, папа, дорогой, – возразил Тюбинген. – Насколько я знаю Макса, ему будет стоить некоторых усилий преодолеть свое отвращение к чернилам и перу.
– Отдай ему должное, Эберхард, – вмешалась баронесса. – Письма из Африки были содержательными и весьма увлекательными.
– Весьма увлекательными, – подтвердил граф Тойпен. – Именно они натолкнули меня на мысль о том, что Максу стоит написать о своем путешествии книгу. У него, без сомнения, есть писательская жилка, возможно в ее развитии ему может поспособствовать маленький Клетцель из Грюнау.
– Еще и он, – бросил Тюбинген, а его жена энергично возразила.
– Не стоит, папа, – сказала она. – Библиотека недавно прислала мне один из романов герра фон Клетцеля, поскольку мне хотелось ознакомиться с его творчеством, и могу тебя заверить: я пришла в ужас. Это оказалась в высшей степени аморальная книга, полная фривольностей, к тому же наши добрые крестьяне выставлены в ней мошенниками и преступниками. Мне кажется, что герру фон Клетцелю стоило бы больше заниматься сельским хозяйством, а не производить на свет такие книги.
– Вероятно, книги приносят ему больше, чем поля, – заметил граф Тойпен, пока Тюбинген читал второе письмо.
– Так-так, – сказал барон. – Ну, мальчики, у вас есть повод для радости: наконец-то нашелся новый учитель! Бернд, не надо делать такое скорбное лицо, так тебя разэдак, вы должны быть счастливы, что снова начнутся нормальные уроки! У вас что, совсем нет честолюбия?