– Вы наверняка знаете, – спросила Труда, – что сегодня ожидается возвращение герра Макса фон Тюбингена?
– Да, об этом говорят в Цорнове. Однако я все же попал к вам по случайности. Я собирался остаться дома и работать…
– Да-да, – сказала Бенедикта и рассмеялась.
– Как мило, что вы не хотите мне верить, баронесса! Но именно так и обстоят дела. Я в самом деле собирался работать. Хотел заняться подготовкой к военной академии, чтобы покинуть действующую армию. Уже взялся за книги, но тут теплый луч солнце скользнул по моей щеке, а за окном радостно запели малиновки, и я не смог усидеть за письменным столом и велел седлать.
– Императора?
– Нет, Тетку Больте, баронесса.
– Кого? – удивилась Труда.
– Тетку Больте, так зовут лошадь, крепкую рыжую кобылу, дочь Петра Великого из «Мисс Прайс», если вас интересует родословная.
Бенедикта снова незаметно ткнула мисс Нелли в бок, а Труда спросила, идет ли речь о чистокровной скаковой лошади.
– Не совсем, сударыня, – ответил граф Брада. – Она уже не та, во всяком случае в том, что касается передних ног. Имей я лишние деньги, давно бы уже ее забраковал, но придется подождать еще пару лет. Как эскадронная лошадь Тетка все еще хороша, если, конечно, давешнее происшествие не выльется во что-то серьезное.
– Что за происшествие, герр Граф?
– Она наступила правым задним копытом на осколок бутылки, неподалеку от деревни, именно поэтому я остановился в Верхнем Краатце. Такая мелочь вполне может плохо кончиться.
– Очень плохо, – вставила Бенедикта, питающая особую любовь к миру животных. – Два года назад папа потерял коня. Тот наступил на гвоздь. Дело кончилось спазмом жевательных мышц и заражением крови. Твоя Тетка сейчас в стойле?
– Охлаждает рану, баронесса.
– Пойдем к ней! – живо предложила Бенедикта. – Боже, бедное животное! Сегодня у нас уже случилось горе. Умерла пава.
Лейтенант взял под козырек.
– Мои соболезнования, фройляйн!
– Сердечно благодарю. Знаете, граф Брада, когда почистите копыто, отведите Тетку на реку. Главное, чтобы вода была проточной. Что ж, посмотрим!
Они уже вернулись к хозяйственным постройкам, нещадно палимым солнцем. Перед стойлом Штупс крепко держал за узду Тетку Больте, правое заднее копыто которой конюх охлаждал в ведре. Рядом стоял Тюбинген, беседующий с маленьким, еврейского вида мужичком, который невероятно живо жестикулировал и низко поклонился Браде.
– Ваш покорнейший слуга, достопочтенный герр граф, – сказал мужичок, шепелявя. – Простите, что полюбопытствовал, но, видит бог, жалко же ж! Сижу в трактире у окна, а мимо идет герр граф и Тетку Больте под уздцы ведет. Потому я и явился, с дозволения любезнейшего герра барона фон Тюбингена. Ведь ежели человек тридцать лет с лошадьми, и только с лошадьми, так он кое-что в этом понимает. Эх, бедное животное!
– Так вы думаете, что дело серьезное, Исааксон? – спросил граф.
– Ох, серьезное, герр граф! Такое дело всегда страху наводит. Кто знает, не сухожилие ли? Если дозволите совет, герр граф, я так скажу: оставьте Тетку здесь и не гоните ее пока в Цорнов. Пошлите за главным ветеринаром, он у вас обстоятельный, свое дело знает и практику имеет, наверняка рану прижжет. А коли нет, так все равно скажет, что делать. С этим лучше не шутить…
Тут вмешался Тюбинген. Он тоже советовал послать за врачом, можно было запрячь маленький брек [13]. Бенедикта, встав так, чтобы лошадь не могла ее лягнуть, схватила копыто руками и вынула его из ведра. Ничего особенного видно не было, но дергающая мышца и слишком высокая температура вызывали тревогу.
Брада с кислым выражением лица стоял у самой морды лошади и совершенно не обратил внимания на то, что Тетка начала жевать букет, который он все еще держал в руке. История складывалась пренеприятная. В «полку нищего графа», как величали цорновских гусаров, потеря лошади всегда была поводом для брани. Меньше чем за шесть-семь сотен талеров новую было не достать, да и за эти деньги давали отнюдь не Буцефала.
Исааксон тем временем отвел герра фон Тюбингена в сторонку и стал торговаться с ним насчет пахотной упряжки. Они препирались уже четыре недели. Нашла коса на камень.
– Две тысячи семьсот, Исааксон, и ни одним пфеннигом больше, – сказал барон и рубанул рукой воздух. Продавец в возбуждении перепрыгнул с одной ноги на другую.
– Герр барон, еще сто марок, я сам на этом теряю, никак иначе не могу, честное слово, никак!
– Тогда оставим, Исааксон, я сказал свое последнее слово: больше не дам.
– Герр барон, две лошади, прекрасные, как девушки, восхитительные лошади…
– Но они мне нужны только для пахоты!