– Милая, чудесная фрау Мёринг, не нужно все время величать меня герром доктором, – смутился Фризе, наконец решившийся приступить к одной из сдобных булочек. – Я еще не сдал экзамен, а если так пойдет и дальше, то, возможно, никогда и не сдам. Plenus venter non studet libenter [14]– на деле же на голодный желудок учиться еще тяжелее! Куда как разумнее со стороны отца было бы отдать меня в подмастерья. Ремесло, во всяком случае, кормит. Но нет, мне было предназначено сделаться филологом, не работать хотя бы в деревенской школе, как мой добрый старик, а стать учителем гимназии, разрази его гром! Вот оно: главное заблуждение современности, дорогая фрау Мёринг! Жажда знаний – это прекрасно, но человеку должно быть, на что ее утолять.
Мёринг серьезно кивнула и сложила руки на коленях.
– Понимаю, – сказала она, однако не было похоже, что она в самом деле поняла. – А частные уроки? – продолжила она, поправляя передник. – Я думала, с ними было все хорошо.
– Было! – взревел Фрезе. – И прошло! Для меня лето такое же мертвое время, как и для вас, фрау Мёринг. Последние пару марок я потратил на объявления. Все дети, похоже, разъехались на каникулы. Никакой работы… Вот, – он указал на содержимое своего тощего кошелька, – это все, что у меня есть: три марки девяносто пять пфеннигов с учетом лотерейных билетов. Когда мне заплатили за последнее занятие, я купил эти билеты. Думал, случится чудо. Конечно, все они оказались пустыми… Да и вся моя жизнь одна большая пустышка!
– Герр Фрезе, сделайте милость, не говорите так, это невыносимо! Послушайте меня и не перебивайте. Оплата за комнату подождет, а обед мне все равно и себе готовить надо. Моя еда, конечно, не такая вкусная, как в университетской столовой или у папаши Груле, зато питательная, сытная и дешевая. С ужином порешим также. Одним бутербродом больше, одним меньше… Слава богу, мне это погоды не сделает! А если в вашем кошельке совсем уж мышь повесится, то и парой марок я вам помогу, герр Фрезе. Как говорится: всякий труд почетен и не в деньгах счастье.
Эта прописная истина не избавила Фрезе от невыносимого стыда, который он испытал, услышав великодушное предложение фрау Мёринг. Его симпатичное обычно бледное лицо стало темно-красным.
– Благодарю вас от всего сердца, любезная фрау Мёринг, – ответил он. – Ваш добрый порыв делает вам честь, и отказываюсь от вашего предложения я вовсе не из гордости. Просто иначе никак. Я едва ли пробуду у вас долго. Возможно, мне удастся получить место домашнего учителя где-нибудь на периферии. Я устал от города. Здесь все отвлекает, на природе человек более сосредоточен, думаю, там мне удастся спокойно закончить учебу. Вы же не сердитесь на меня, фрау Мёринг?
Вдова поднялась и повела левым плечом.
– Да ну, что вы! – сказала она. – С чего мне сердиться? Мне жаль, что вы собираетесь уехать, такого тихого жильца искать придется долго, но рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Я просто не знаю… ну, да это и не мое дело, хозяин – барин. Вы закончили с кофе?
Фрезе кивнул, фрау Мёринг собрала посуду и тяжелыми шаркающими шагами покинула комнату, не сказав больше ни слова. Сомнений не было: женщина обиделась. Фрезе подумал было догнать ее и утешить парой добрых слов. Но делать этого ему не хотелось: возможно, она повторила бы предложение, а он и так не знал, куда глаза девать.
Положение молодого человека в самом деле было ужасным. Не то чтобы он легко впадал в уныние, но ситуация сложилась такая, что руки опускались. Боже, что это было за убогое существование! Нескончаемая тревога о завтрашнем дне и борьба за выживание! А ведь требовалось еще и учиться, и сдать до конца года государственный экзамен, чтобы наконец встать на ноги.
Фрезе подошел к окну и открыл его. Солнце озаряло море крыш, простирающееся во все стороны с высоты почти шестого этажа. Казалось, будто телефонные провода колышутся в раскаленном воздухе. Из соседней трубы тянулся тонкий голубоватый дымок, а чуть поодаль изрыгала сажу фабрика.
У самого окна шумела и чирикала стая воробьев. Серое облачко пребывало в возбуждении. Обычно Фрезе делился с птицами завтраком, но в тот день он об этом забыл. Голова гудела: что дальше? До сих пор частные уроки для ленивых и отстающих учеников помогали сводить концы с концами. Но деньги на последние объявления были потрачены зря. Никакого отклика.
Фрезе взялся было за книги, но беспокойство оказалось сильнее жажды знаний. Греческие буквы поплыли у него перед глазами. Нет, учиться в таком состоянии было решительно невозможно!
Молодой человек раздраженно смахнул книгу со стола. Чертовы книги! Проклятая учеба! И почему только он не стал столяром, каменщиком, кровельщиком или сапожником?! Эти хотя бы на хлеб всегда заработают, а ему, о боже, грозил голод! Разумеется, когда кончатся последние марки, настанут голодные времена!