Да он и есть мифологический персонаж.
Я приподнимаюсь на локтях, и всадник тут же отодвигается.
Я догадываюсь, что меня разбудило: его пальцы. Он убирал мои волосы с лица – точно так же, как я всю ночь убирала его волосы. А сейчас кончики его пальцев замерли у моей щеки.
Кончики пальцев…
– Твои руки! – ахаю я. Матерь божья… или чья там! – Откуда у тебя руки?
Голод чуть улыбается, и все мое тело отзывается на эту улыбку.
– Теперь тебя беспокоит, на что я способен?
Мой скептический взгляд переходит с ладони, касающейся моей щеки, на лицо всадника.
– Может быть… Что ты делаешь?
– Хотел тебя увидеть, – говорит он, окидывая меня таким взглядом, будто пытается запомнить мои черты.
Он достает из-за спины и протягивает мне какую-то ткань.
– По-моему, это твое.
Моя рубашка. Только тут до меня доходит, что я до сих пор без нее.
– Спасибо.
Я натянуто улыбаюсь всаднику, забираю рубашку и поспешно набрасываю ее, чтобы прикрыть наготу.
Всадник встает, и я впервые замечаю другие вещи, лежащие рядом с ним. Про одну я пока даже не догадываюсь, что это такое, а другую узнаю – коса с поблескивающим острым лезвием.
Господи, эта штука похожа на смертоносное оружие.
Всадник берет косу в руки, и сердце у меня начинает колотиться. Ночью я даже не осознала, насколько он громадный, но теперь, с оружием в руках, он выглядит как сама смерть.
Я отодвигаюсь подальше.
Всадник, должно быть, видит, как я струсила: он бросает на меня сердитый взгляд.
– Ты всю ночь спала прямо на мне. Тебе нечего бояться.
– Теперь у тебя есть лезвие и руки, – говорю я. – Как ты сумел их вернуть?
– Мой организм способен к регенерации.
– Твой организм…
Во имя младенца Христа… он что, может отращивать конечности?!
– А… а…
Я неопределенным жестом указываю на его одеяние.
Голод сжимает губы – не то от досады, не то сдерживая смех. На весельчака он не похож, так что досада вероятнее.
– Я не из этого мира, цветочек.
Это, собственно, не ответ, но я слегка обмираю от того, что он назвал меня цветочком.
Это же комплимент, правда?
Глядя на него, я хочу, чтобы это был комплимент.
Ана, ты что, серьезно готова втрескаться во всадника апокалипсиса?
Черт возьми, похоже, да. Но могу сказать в свою защиту, что здесь, на Земле, таких красивых скул не делают.
– Идем, – говорит Голод, прерывая мои мысли. – Нам пора.
– Куда идем? – спрашиваю я, вскакивая следом за ним и хватая по пути корзину с фруктами. У меня есть слабая надежда, что если я принесу корзину домой, это каким-то образом защитит меня от гнева тетки.
Надежда глупая, но я же и сама дура дурой.
Голод не отвечает, да мне и ни к чему его ответ. И так ясно, что наш путь лежит обратно в город: мы шагаем вдвоем по той самой дороге, на которой я нашла его совсем недавно. Мой взгляд притягивает коса у него в руках. Он решил взять с собой именно ее, а не другой, менее опасный предмет, и я очень, очень стараюсь не думать о мотивах такого решения. Или, если уж на то пошло, о том, что произойдет в тот момент, когда горожане встретятся с Голодом.
– Прошлой ночью на этой дороге людей было пруд пруди, – говорит Голод, скорее сам себе, чем мне. – А теперь пусто.
У меня слегка шевелятся волосы на затылке.
– Думаешь, эти люди?..
– Они готовят мне ловушку.
Эта мысль приводит меня в ужас.
– Может, не стоит нам идти по этой дороге? Можно же спрятаться…
Все, что рисуется мне в воображении, – то, как истерзано было тело Голода, когда я нашла его.
– Я ждал этого момента много лет, – говорит он. – Я не стану прятаться от них. Я должен насладиться их смертью.
Вот тут-то у меня и возникают первые серьезные опасения по поводу Голода.
– Я тебя не для того спасала, чтобы ты убил кучу людей, – говорю я.
– Ты знаешь, кто я такой, цветочек. – Опять он меня так зовет. – Не делай вид, будто не знаешь моей натуры.
Прежде чем я успеваю возразить, мы входим в Анита2полис.
Мы идем по улице, а люди вокруг заняты утренними делами. Однако, завидев Голода и его огромную косу, они замирают.
Когда мы приближаемся к центру города, по растрескавшемуся асфальту прямо к Голоду галопом подлетает угольно-черный конь. Морда у него на редкость злобная, однако всадник при взгляде на него словно вздыхает с облегчением.
Стойте-ка. Это что, его?..
Конь замедляет бег и наконец останавливается перед Голодом.
Всадник прислоняется лбом к лошадиной морде.