– Бедный Лоран, – прошептала Камилла, – ведь спать он может только в постели.
Леа бросила на нее гневный взгляд.
– Послушай, Леа, – с радостью в голосе сказала Камилла. – 24 мая он останавливался в Шалоне.
"Незабываемо впечатление от того, что я снова в большом городе с гражданским населением, магазинами и кафе. Прекрасный ужин, коньяк, сигары: в войне иной раз бывают просветы. Чудесное чувство от свежих простыней после долгого купания в ванне".
Вне себя от ярости Леа смотрела, как Камилла заканчивает читать дневник.
– Завидую ему. Он хотя бы не обязан сидеть на одном месте.
– Как ты можешь так говорить! – воскликнула Камилла. – Лоран рискует жизнью не меньше своих товарищей.
– Может быть, но скучать ему некогда.
Камилла с горечью посмотрела на подругу.
– Неужели тебе так наскучило со мной? Я хорошо понимаю, что в роли сиделки нет ничего веселого. Не будь меня, ты бы давно вернулась к родителям. Ох, как же ты должна на меня досадовать! – разражаясь рыданиями, говорила Камилла.
– Перестань хныкать, тебе станет дурно, а эта Лебретон опять скажет, что я во всем виновата.
– Извини, ты права. Почему бы тебе не выходить чаще из дому? Сара Мюльштейн и Франсуа Тавернье тебя постоянно приглашают. Зачем ты им отказываешь?
– С меня достаточно и того, что я каждый день вижу их здесь.
– Но они же не приходят каждый день!
– Возможно, и все-таки слишком часто.
Камилла подавленно опустила голову.
– Мне они нравятся. Франсуа так добр, так весел…
– Не могу понять, что ты находишь в этом пристроившемся тыловике…
– Леа! Ты же хорошо знаешь, что это неправда. У него ответственная работа, и с ним часто советуются в правительстве.
– Бедняжка, ты слишком наивна. Прислушиваешься к его росказням о самом себе… И Сара такая же. Я бы не удивилась, если бы она оказалась шпионкой.
– Леа, ты преувеличиваешь. Похоже, читаешь слишком много плохих романов и смотришь жестокие фильмы…
– Убиваю время как могу.
– Леа, давай не будем ссориться. Лучше порадуемся, что Лоран жив-здоров.
– Сейчас важнее твое собственное состояние. Ты думаешь, врач позволит тебе уехать?
– Решительно себе это не представляю, – вздохнула Камилла. – Как бы мне хотелось оказаться в Белых Скалах, рядом с отцом Лорана. Я так боюсь за своего ребенка!
В дверь постучали. Вошла Жозетта.
– Мадам Мюльштейн и месье Тавернье.
– Проводите их, – с порозовевшим от удовольствия лицом воскликнула Камилла.
– Опять они, – сердито буркнула Леа.
С букетом роз Сара Мюльштейн пересекла комнату, чтобы расцеловать Камиллу. Заметив на кремовом шелковом одеяле листки писем Лорана, улыбнулась.
– Вижу, что у вас известия от нашего воина. Если судить по вашему лицу, а вы выглядите лучше обычного, и по почти что веселому взгляду, новости, должно быть, хорошие.
– Да. И я испытываю такое облегчение! Как хороши ваши розы! Вы так добры ко мне. Спасибо, Сара.
– Добрый день, Леа. Что за мрачный вид! Что с вами?
– Ничего. Мне скучно, – сказала Леа, позволяя Саре себя расцеловать.
– Дайте мне полюбоваться выражением вашего лица, наклонившись к руке Камиллы, говорил Франсуа Тавернье. – Честное слово, это верно, вы выглядите почти такой же свежей, как и ваши цветы.
– Думаю, вы чуточку преувеличиваете, – смеясь, проговорила молодая женщина. – А у вас, Сара, есть известия от мужа?
Прежде чем ответить, Сара сняла свою экстравагантную шляпку из черного фетра с длинным алым пером.
Устроившись на низенькой софе у самой кровати, она машинально подобрала плиссированную юбку.
– Да, вчера их получила…
– Я искренне за вас рада…
– …они отправили его в лагерь в Польше, – продолжала Сара.
– О нет! – вскрикнула Камилла.
Державшаяся в стороне Леа подошла к Тавернье и презрительно процедила:
– Вроде бы вы обещали вывезти его из Германии?
– Не удалось.
Сара устало подтвердила:
– Франсуа сделал все возможное.
– Почему вы так в этом уверены? – яростно бросила Леа.
– Леа!
– Оставьте, Камилла. Вы же знаете, что наша красавица считает меня шпионом, негодяем, а то и чем-то похуже, – с напускным безразличием произнес Тавернье.
– Позвольте мне, Франсуа, ей ответить. Из Лиона мне позвонил отец. Именно от него мне известны подробности задержания мужа. Нацисты отыгрались на нем за то, что не осмелились арестовать всемирно известного музыканта. Если бы не усилия Франсуа, в лагере оказался бы не только мой муж… Папа приезжает в Париж завтра.
В комнате воцарилась неловкая тишина. Ее нарушила Леа:
– Простите меня, Франсуа. И вы, Сара.
– Я уже говорил вам, Леа. Вы еще так молоды. Не поняв сути, торопитесь с выводами. Вам предстоит научиться подлинной осторожности. Вот вы повсюду видите шпионов. Бойтесь же пятой колонны, – сказала Сара.
Отвернувшись, чтобы скрыть досаду, Леа посмотрела на часы.
– Совершенно забыла, что у меня свидание. До вечера, Камилла. Оставляю тебя в надежных руках.
Выйдя следом, Франсуа Тавернье нагнал ее в прихожей, где она перед высоким зеркалом поправляла шляпку.
– Эта шляпка вам не идет, она вас старит. Будь у нее другой цвет, она прекрасно подошла бы вашей тетушке Лизе…
Леа гневно обернулась.
– Вы в этом не разбираетесь. Шляпка от Лпьес, ничего элегантнее просто не найти.
– Бедненькая вы моя, не пытайтесь строить из себя парижанку. Вы куда соблазнительнее в роли дикарки из Монтийяка, особенно если краснеете, как сейчас.
– Я совсем не покраснела, а ваше мнение мне безразлично. Оставьте меня в покое.
– Нет, мне надо с вами поговорить. Пройдемте в вашу комнату.
– И не думайте.
– Прекратите ломаться. И это тоже вам не к лицу. Пойдемте.
Схватив за руку, он потянул ее к одной из дверей.
– Отпустите меня или я закричу.
– Кричите, если нравится. Вы не хотите идти? Тогда я вас отнесу.
И подкрепляя слово делом, подхватил Леа, которая вопреки своим угрозам не закричала, хотя и попробовала вырваться, молотя его кулачками.
– Кажется, здесь и находится пещера девственницы? – плечом толкая приоткрытую дверь, произнес он.
– Отпустите меня! Пожалуйста, отпустите.
– Слушаюсь, дорогуша.
Небрежным жестом Тавернье швырнул ее на кровать.
Задыхавшуюся от бессильной ярости Леа будто подбросило. Она сжалась в комок, приготовившись к схватке. Но Франсуа Тавернье оказался быстрее. Крепко схватив ее запястья, сел на кровать рядом.
– Грубиян, негодяй!
– Как я уже не раз вам говорил, ваш набор ругательств из самых скудных. Мало читаете. Ну, хватит забавляться. Мне нужно с вами поговорить. Будете слушать?
– Убирайтесь к…
– Ну, вы рискуете зайти слишком далеко. Если не станете держать себя в руках, я сам вас обниму.
Леа мгновенно прекратила перепалку.
– Вы хотели со мной поговорить. О чем же? – уже серьезно спросила она.
– Речь о Камилле и о вас. Вам следует уехать. В Париже вы не в безопасности.
– Сама знаю, – ответила Леа, потирая запястья. – Но разве моя вина, что доктор считает ее нетранспортабельной?
– Я поговорю с ним. Через несколько дней немцы будут в Париже. Сам я отправляюсь на фронт…
– Вот как! Какая забавная мысль! А я-то думала, что вы не любите проигранных дел…
– Действительно, я их не терплю. Но в данном случае речь о другом…
– Уж не о чести ли? – с издевкой спросила Леа.
Увидев его взгляд, она сжалась на постели, думая, что сейчас он ее ударит. Но удара не последовало, и она подняла глаза, чувствуя, как вся зарделась при виде его оскорбленного лица. Ее охватило желание броситься ему в объятия, просить и просить о прощении. Может, она так бы и поступила, если бы в это мгновение того не сотряс взрыв хохота.
– Честь! может быть… но я не достоин этого чувства! Надо, конечно же, зваться Лораном д'Аржила, чтобы представлять, что это такое…
– Оставьте Лорана и его честь в покос. Вернемся к нашему предполагаемому отъезду.
– Вы умеете водить?
– Да, получила в Бордо права перед тем, как отправиться в Париж.