Первый. Парень, которого вы били, из Колумбии. Он женат на русской.
Второй. И что? Мы смотрели за ним. Он плохо говорит. Много честно ему не заработать, мало – черный не захочет. Рано или поздно он бы сорвался.
Сцена вторая
Зимний банан
Полдень. Мансур и Тамаз обкладывают цветной плиткой крыльцо.
Рядом на асфальте листок в клетку с чертежом рисунка придавлен кирпичом, чтобы не унесло ветром.
Тамаз. Э, Мансур! Куда белый плитка кладешь? Не видишь, рисунок есть! Синий клади.
Мансур (вынимает из-под кирпича листок, смотрит). У тебя тут все синий. Зачем так?
Тамаз. Один синий ручка был, синий и нарисовал. Там написано: «как флаг». Цвета как русский флаг. Ты читать умеешь?
Мансур (обиженно). Умею! Я дома лучше всех читал!
Тамаз. Так и клади, как флаг.
Мансур. Я не помню, как флаг.
Тамаз. Белый плитка, синий плитка, красный плитка.
Мансур. Тамаз… некрасиво синий и красный. Надо синий, белый, красный.
Тамаз. Им не надо красиво, надо как флаг. Очень умный, да?
Мансур. Нет. Есть давай?
Тамаз. Давай.
Садятся рядом с крыльцом, прямо на землю, под балкон, чтобы укрыться от усиливающегося дождя. У Мансура – бутылка воды и хачапури, у Тамаза – бутерброд.
Мансур (протягивает хачапури). Будешь?
Тамаз. Нет. Их хачапур, как бумага. Лучше хлеб, чем ненастоящий хачапур.
Мансур. А настоящий в твоя Пицунда? Да?
Тамаз. Да.
Мансур. Так может ты никогда не будешь в твоя Пицунда, так теперь никогда хачапур не есть?
Тамаз. Это вы тут зубом за плиту хватаетесь, а я денег достану, и домой. Нас мало, нам нельзя разбегаться.
Мансур. Сильно хорошо в твоя Пицунда?
Тамаз. Только там и хорошо.
Мансур. Хачапур вкусный.
Тамаз. Там не надо хачапур. Там… (делает громкий вдох) и сытый.
Мансур. Грузин тоже твоя Пицунда дышать хочет. Грузин много, им своего воздуха не хватает. Пока ты (передразнивает вдох Мансура) из-за угла грузин тебе: баммм! (Тычет Тамазу указательным пальцем в висок.)
Тамаз (бьет его по руке). Заткнись, а?! У меня отца так. Заткнись, пока я ем – я глух и нем.
Мансур. А я, когда ем, нормальный… А ты грузину стал бы плитку класть?
Тамаз. Нет. Если б грузин нас не разбил, я бы дома сидел.
Мансур (с улыбкой). В Сухуми сидел в кожаный кресел, на фольтсфаген ездил, ногами не ходил?
Тамаз. Не Сухуми, а Сухум. Сухуми грузин Сталин придумал. Не мог сказать сам, всех переделать решил. Я б женился. Много сыновей и дочерей было бы. Растил мандарины, гранаты. Сок, вино делал. Пил бы, дышал бы. У меня дома невеста есть.
Мансур. Фотка есть?
Тамаз достает телефон, показывает.
Хорошая. А мне отец сказал: если русская женщина с тобой пойдет, ее убьют.
Тамаз. Не убьют… хотя не знаю… (Усмехается.) Ты для них слишком грамотный.
Мансур. Я дома лучше всех читал! Отец сказал: они там наркоманы, денег много, еда есть, работать не хотят. Но скажут если, что ты наркоманы, не отвечай. Беги быстро. Я дома лучше всех бегал. Меня первого сюда отправили, хоть я и второй сын. Нас восемь, мама восьмого рожала и – баммм! Все есть хотят. Я думаю, зачем таджичка? Все есть хотят и она захотит. Я думал, русская. На танцы хотел идти. Танцевать хотел. Не пустили, сказали «черный». А какой я черный? Душа-то белый. Аллах говорит, только у души цвет есть.
Тамаз. Да не говорил такого Аллах.
Мансур. Не говорил, так должен был говорить! Аллах же не знал, что Мансуру из-за цвет танцевать нельзя!
Тамаз. Кто в Аллаха верит, тот таких слов не говорит. Аллах тебе не начальник, чтоб ему жаловаться.
Мансур. Это тебе Аллах чужой! Я могу! Ты – нет! Я на тебе крест видел. Это ты в русского переделался? Да? Тамаз?
Тамаз. Мой крест. Подарок. Не твое дело.
Мансур (серьезно). А… Два бога получается. Аллах ночью спит, так тебя Иисус охраняет. Но боятся тоже двух богов нада. Боишься? А я вот не боюсь баммм. Отец сказал: у Аллаха все записано в книге, в какой день и в какой час тебе баммм. Книгу ж не переписать. Я и не боюсь. Я боюсь осень.
Тамаз. Очень?