Глава 7
Театр: Ефремов, Любимов, Табаков
24 февраля 2016 года
Сидя в кабинете директора МХТ, в котором в прежние времена мне доводилось бывать очень много раз, теперь я, конечно, с трудом вычленяю те впечатления и те чувства, которые меня охватывали, когда я сюда попала впервые. Для нашего поколения Художественный театр был святыней. С него начинался театр, он был путеводителем.
Если подумать над тем, что является стержнем моей жизни, моей художественной биографии, то все объединил театр. Я любила театры, все, что здесь происходило, было зоной формирования моего менталитета, это была моя жизнь, это были мои увлечения. И, конечно, это был тот культурный слой, который уже никогда не выветривался. И так получилось, что сегодняшнее мое тесное общение с хозяином этого кабинета Олегом Павловичем Табаковым явилось продолжением всего того, что в этом театре было мне дорого, хотя и он полностью переменился. Произошла смена представлений, смена внутренней политики театра и всего того, что сосредоточилось в двух художественных руководителях, с которыми мне привелось видеться и общаться очень много.
Я познакомилась с Олегом Николаевичем Ефремовым, еще когда он был в театре «Современник». Ефремов был фигурой настолько мощной, сильной и настолько харизматичной, как сегодня бы сказали, что его обаяние способно было перефразировать человека, который уже сложился в своем представлении.
Я очень много раз видела, как он приходил, разговаривал с каким-то человеком, и тот, кто только что брюзжал, в общении с ним таял, и разговор переходил в искреннюю симпатию и восхищение. У него был талант лидера. Вместе с тем его облик совершенно об этом не говорил. Мог быть и праздничный пиджак с бабочкой на приеме в посольстве, а мог быть помятый пиджак, куртка, но всегда отложные воротнички из-под куртки. Помню, любовь к галстукам была общей в этом поколении.
Когда он ел, где он ел, часами пропадая на репетициях? Он не обращал на себя внимания. Самый яркий период его творчества пришелся на этот театр, и когда он ушел из «Современника», это вызвало очень большую волну недовольства им, потому что он забрал с собой только часть актеров «Современника». Тех, кто был с ним в школе-студии.
Театр «Современник» был первым смелым, даже манифестным, что ли, театральным организмом, который очень изменил представление о театре. У него была установка на современную драматургию. Театр был всегда набит. Надо сказать, что Ефремов преуспел сильно потому, что он привел в театр Михаила Шатрова, Михаила Рощина, Александра Гельмана, и полоса, заполненная их пьесами, заставила наше общество очень электризоваться в сторону общественных побуждений. Я скажу, что это было время романтическое, время общественного темперамента интеллигенции. Представим себе: Олег Ефремов – театр, Родион Щедрин – музыка. Это было удивительное время романтизации общественного сознания. Все мы за что-то и как-то пытались бороться и полагали, что мы можем переустроить страну, как-то научить свободе, что наши поступки, наши разговоры и наше творчество способны к демократизации.
Я вам скажу, что было военное поколение, которое в других странах назвали потерянным. В нашем государстве было глубокое разочарование людей, которые ценой оторванных конечностей, вычлененной молодости, потерянных иллюзий отстояли мирную жизнь, в которой потом очень многие и себя не нашли, и не могли найти тех благ и того отношения, которое они ждали. Это длится до сих пор, когда разговаривает наша власть о ветеранах.
Это было время иллюзий, и, главное, это было верой в то, что слово, общественное мнение способно что-то менять в этой жизни. Три фигуры: Олег Ефремов в театре, Родион Щедрин в музыке, Евгений Евтушенко в литературе – стали депутатами Верховного Совета СССР. Они были уверены, что, придя туда и разговаривая наряду с Сахаровым, создадут те перемены, которых они ждали. Потом они оттуда вышли, время переменилось, но в театре Олег Николаевич, намного ушедший вперед в своем общественном желании переустроить мир, с моей точки зрения, был патриотом до мозга костей. Его все, что касалось страны, волновало намного больше, чем личное положение, благоустройство. У него не было никаких особых машин, специальных ресторанов. У него не было ничего, что сегодня отличает очень многих людей, что ли, их эмблема, или лейбл, как мы бы сказали, наклейки, которые идут впереди них. Подъехал «бентли», яхта пришла в гавань – вот, ясно, какого масштаба этот человек. У Ефремова этого абсолютно не было не потому, что он не мог это иметь, хотя и не мог, конечно, но это ему было абсолютно не нужно, это была бы обуза.