Дмитрий Суслин
Хоббит и Гэндальф (Глаз дракона)
Часть первая СНОВА ТУДА
Глава первая О МИСТЕРЕ БЭГГИНСЕ И ЕГО ЖИЗНИ ПО ВОЗВРАЩЕНИИ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ
C того самого дня, как почтенный хоббит Бильбо Бэггинс, единственный сын Банго Бэггинса и Белладонны Тук совершил свое знаменитое Путешествие, из которого вернулся, чуть ли не сказочным богачом (по мнению всех тех, кто его знал, и в особенности соседей и ближайших родственников), прошло пятнадцать лет. За это время почти ничего не изменилось в Хоббитании.
Хоббиты жили своей тихой размеренной жизнью, были по-прежнему многочисленными и благоденствовали, и их совершенно не интересовало все то, что делается там за пределами видимости их взгляда. Такой уж они народец. Их интересует главным образом насколько полны их чуланчики, погреба, буфеты и полки на кухне. И Бильбо изо всех сил старался не отличаться от остальных. Но это уже было трудно. Что делать? Если уж прослывешь во всеобщим мнении чудаком, то уж до самой смерти не отделаешься от косых и подозрительных взглядов. Он и раньше слыл домоседом, а после Путешествия и вовсе перестал выходить из дома куда-либо. Да и как ходить по улицам спокойно, когда за ним носятся хоббитята и вопят, чтобы он показал им чудо?
– Какое чудо! – возмущался мистер Бэггинс. – C чего вы решили, что я способен на чудо?
Но хоббитята все равно смотрели на него так ожидающе и вопрошающе, будто бы он и впрямь мог у них на глазах сделать что-нибудь необычное. Например, вынуть из правого уха живого кролика.
Да и взрослые почтенные хоббиты вели себя ничуть не лучше. Как только видели Бильбо, глаза их расширялись так, словно от него исходило яркое сияние.
– Я же не Гэндальф! – удивлялся Бильбо. – Чего на меня так смотреть? Я самый обыкновенный хоббит.
Но тут уж мистер Бэггинс грешил против самого себя. Что бы он не делал и что бы не говорил, как бы не обманывал себя и других, но обыкновенным хоббитом он уже не был.
Каким же хоббитом он был, спросите вы? Попытаюсь ответить.
Он был хоббитом, который потерял самое дорогое для хоббита. Бильбо потерял репутацию. Да, именно так! Он потерял Репутацию. Репутацию Честного Хоббита. А Честный Хоббит никогда не покидает свою норку больше чем на неделю, и не отдаляется от нее далее чем на пятнадцать миль. А Бильбо не только исчез, не сказав никому ни слова, но еще затем пропадал невесть сколько, так что уже все решили, что его нет в живых, и даже был назначен день распродажи его имущества. Так он вернулся в этот самый день (что было расценено всеми, как прямое издевательство над самыми святыми хоббичьими чувствами), да еще и набитый золотом, как какой-нибудь король эльфов, или еще того хуже колдун. А уж про его дружбу с Гэндальфом и вовсе все говорили только шепотом. Разве может хоббит дружить с волшебником? А, впрочем, чего еще можно ожидать от Бэггинса, если он вовсе и не Бэггинс даже, а самый настоящий Тук? А Туки, как известно, народец и вовсе дрянной. Все у них в роду не в своем уме. Не даром они и живут По Ту Сторону Реки.
Вот таким образом Бильбо, который тосковал по родному дому, по друзьям, по соседям и даже по родственникам, в те долгие дождливые ночи, когда ноги болели от усталости, тело ломило от холода, а желудок просто разрывался от голода, и шансов дожить до следующей недели было не больше чем зубов у трехсотлетнего старика, и Путешествию не видно было конца, вдруг обнаружил, что он уже совсем не так счастлив в своей уютной норке, каким был прежде. То безмятежное и прекрасное время улетело безвозвратно. Теперь все было иначе. Бильбо ощущал себя чужаком в родном краю, этаким пришельцем, с которым соседи здороваются с опаской и недоверием. А что может быть хуже для хоббита?
Бильбо не радовали даже сокровища, которые он привез с собой от Короля Под Горой. А что, собственно говоря, радоваться? Он ведь и до Путешествия не был беден. Напротив, он был одним из самых зажиточных по Эту Сторону Реки. От родителей (главным образом от матери) ему досталось солидное наследство, и он жил в шикарной норке с круглыми окошками, выходящими на Реку и с двенадцатью комнатками (кладовки, чуланы, погреба и ванные не в счет), что себе может позволить далеко не каждый хоббит. И жил себе преспокойненько и ни о чем не думал. Жил себе да жил. И жил бы до конца дней своих спокойно и достойно. Но потом вдруг появился Гэндальф, и его жизнь закрутилась, как колесо у телеги старика Булкинса, которая сорвалась на подъеме после Моста и покатилась вниз. Вот шуму тогда было! Вот и с Бильбо также. И понесла же его нелегкая! Ладно, хоть жив остался. А сокровища… Что сокровища? Пылятся в шкафах и сундуках и толку от них меньше, чем от прошлогоднего снега. Хоть раздай все соседям и друзьям и даже родственникам. И Бильбо так бы и сделал, если бы был уверен, что после этого все вернется на свои места. Но наш мистер Бэггинс слишком хорошо знал хоббитов. Он прекрасно понимал, что они все с удовольствием возьмут, то, что он отдаст, и даже скажут «спасибо», и может быть даже искренне. Но потом ничего не изменится. И даже наоборот, все они будут смотреть на Бильбо еще более косо, и в их взглядах прибавится еще кое-что. А именно ожидание. Ожидание того момента, когда Бильбо опять начнет что-нибудь раздавать. А это хуже всего. Тогда уже он станет всем ДОЛЖЕН. А этого он себе позволить не мог. Так что приходилось мириться с создавшимся положением. Ничего не поделаешь. Не зря говорит известная хоббичья пословица, что Ушедший хоббит, уже вовсе и не хоббит, даже если он вернется назад.
Итак, наш мистер Бэггинс стал затворником. Он почти не покидал свою усадьбу, общался только с самыми преданными ему слугами: садовником Нормом Уткинсом и конюхом Дрю Понингом, а также толстенькой экономкой Мунни, которая делала самые вкусные в Хоббитауне медовые пудинги, и которая знала Бильбо с младенчества и не покинула бы его даже если бы ей предложили тройное жалованье.
Но слуги есть слуги. Это не друзья. Скуку они не развеют. А Бильбо скучал. Да-да, невыносимо скучал. Скука стала его основным занятием. Чтобы как-то с ней бороться, ему приходилось тратить очень много сил. И тут Бильбо дошел до двух величайших крайностей, какие только может себе позволить хоббит.
Во-первых, он стал изобретателем. Он изобрел кресло-качалку и даже отправил ее чертеж Гэндальфу, и тот в ответ прислал ему письмо. Вот из него отрывок:
«… дорогой мой мистер Бэггинс, что касается вашего изобретения, то оно меня просто потрясло, своей сверхъестественной простотой и прямо-таки магической полезностью и приятностью. Признаюсь, что, как волшебник, я посрамлен, потому что сам не додумался до чего-либо подобного. Обязательно приложу все силы, чтобы распространить ваше творение по миру…»
Так что те из нас, кто услаждает себя послеобеденным отдыхом в кресле-качалке, обязаны сим удовольствием мистеру Бэггинсу.
Узрев кресло-качалку, хоббиты еще более уверились, что у Бильбо явно не все дома, и стали обходить стороной его усадьбу. И хотя до мистера Бэггинса доходили слухи, что теперь каждый небедный хоббит заказал своему столяру его изобретение, ему было крайне обидно, что никто, абсолютно никто из хоббитов не выразил вслух своего восхищения, или хотя бы просто не признал, что это здорово – качаться в кресле.
Вот почему свою вторую крайность, наученный горьким опытом, Бильбо тщательно скрывал от всех, даже от слуг. Только Мунни знала про это, потому что лично убирала стол после Бильбо от оставшегося там беспорядка. Но уж она об этом никому не скажет. Даже на суде.
Бильбо начал писать. Ну да, именно писать. Он решил описать в книге свои приключения. К этому его привела все та же скука. От нечего делать он ударился в воспоминания. Несколько месяцев он просто воспроизводил в памяти все то, что произошло с ним во время Путешествия. А потом его вдруг осенила гениальная идея, что из всего этого может получится неплохая и занимательная книженция. И он начал писать. Это оказалось труднейшим занятием. Ведь никто из хоббитов никогда ни чем подобным не занимался. Бильбо был первопроходцем. На одно только предисловие у него ушло четыре месяца. А потом оказалось, что оно занимает всего полторы страницы.