– Что, прямо в больничном драпу задал? – усмехнулся Холод.
– В пижамке, – кивнул головой Могила, – короче, спустился, а там «Скорая» отъезжает. Ну, я в нее с остатка сил забрался и фельдшеру базарю: «Вывезете – не обижу». Короче, к гаражу они меня довезли. Помните, у меня был? – Наум кивнул, – Ну я там это… из шмоток кое-что зацепил, переоделся, ну и схоронился у тетки на даче, в Истре. Там у меня сторож в корешах был, Дим Димыч. Выходил меня, отлежался я, пробил через Дим Димыча некоторые моменты и понял, что мои кореша закрытые наглухо, а Василич вообще в жмуриках числится. Не скрою, бзданул, – он покрутил в руках бутерброд, – и тут осознал, что всё… нету нас больше. Кончились. Ну и… В общем, на кладбище подался. Там, когда мы жмуров прикапывали, знакомцы образовались. Помогли. Вначале без ксивы взяли. Потом эту ксиву состряпали. Ну а что? – Могила пожал плечами, – коли меня в живых нету, среди мертвых как-то сподручнее.
– А кого вместо тебя тогда похоронили? – Наум исподлобья посмотрел на Могилу, – Памятник там вроде есть. Правда, его я поставил, но могила твоя там точно с крестом была.
– А я почем знаю? – Могила задумался, – Я сам в осадок выпал. Гулял по вечерам… так, втихаря по кладбищу, и на свою могилу и набрел. Стою и думаю – вот повезло! У Могилы своя могила. Как дурак в тридцать два зуба улыбаюсь… Я так мыслю, – он поднялся из-за стола, – видать, чтобы кипеш не поднимать, меня те двое в покойники записали, ну и прикопали кого-то, кто первый им под руку попался. Так-то что в меня стреляли, многие во дворе видели. Вот такая моя история.
Могила подошел к холодильнику и повернулся к Холоду и Науму спиной. Холод уставился на плечи друга и увидел несколько десятков старых зарубцевавшихся пулевых отверстий и посмотрел на присвистнувшего от удивления Наума.
– А что думали, сказки рассказываю? – Могила достал из холодильника кассету яиц и закрыл его, – меня как дуршлаг тогда расхреначили. Что-то в бронике застряло, что-то во мне. Или думаете сам на себе дырок наделал и был с Максом и Дятлом заодно?
– Ничего мы не думаем, – Наум взял в руку пачку сигарет, – тут думать бесполезно, гадать только можно. Слушай, Могила, а ты про какую историю, кроме водочной, говорил?
– Яичницу сейчас сварганю, – он взял сковороду и подошел к плите, – у Холода спроси, он лучше ее помнит.
1 глава - 2
Москва, Бауманский рынок, 1994 год.
Холод вытащил ногу в замшевом ботинке из БМВ и только сейчас сообразил, что остановился посреди огромной лужи. Глядя на свое отражение в серой дождевой воде, он закурил. Настырная ворона, усевшаяся на сук клена, уже сбросившего свою багряную листву, противно закаркала. Он хотел вытащить пистолет из бардачка и разрядить в недовольную осенней слякотью и изморосью птицу, но задумался. Они с этой вороной очень похожи – оба чем-то недовольны. Кричат, каркают, но все не по существу, а надо просто поговорить и расставить все точки над «i». Холод выплюнул в лужу сигарету и, наступив новенькими ботинками в мутную воду, зашагал в сторону кучкующихся на входе в рынок парней, зябко ёжившихся в кожанках с поднятыми воротниками и подозрительно поглядывающих на его БМВ.
– Старший кто? – Холод выбрал самое умное лицо и посмотрел на него сверху вниз.
– А кто интересуется? – пробурчал верзила, не вынимая руки из кармана, в котором пощелкивал пальцами по предохранителю ПМ.
– Я не интересуюсь. Пока спрашиваю, – процедил Холод, – пусть бабы тобой интересуются. А может и не бабы…
– Эй, слышь, ты чё? – начал было квадратный «бычок», высунувшийся из-за спины верзилы, – Ты тут ничего не попутал? Себя назови!