– А что, так не понятно? – Холод улыбнулся.
– Да хрен сейчас что вообще понятно, – сплюнул верзила, – вроде базаришь… с виду человек в поряде, а так мусор, – он усмехнулся, – сейчас все наблатыкались базары качать, борзые стали. Тебя вон, смотри, – он смерил Холода взглядом, – соплей перешибить можно, а уже старшего требуешь. Ты сначала с людьми поговори, представься, от кого и с кем работаешь… И непоняток никаких не будет.
– Могила где? – Холод поморщился, – С ним поговорить хочу. Я Холод.
– Аааа… Внес ясность, – кивнул верзила, – слышали за такого. День добрый тебе, Холод. Слышь, Пельмень, – он повернулся к здоровяку, – Могилу позови. Скажи Холод с ним приехал побазарить. А вы, – он оглядел остальных, – нечего тут кучковаться. Давайте по местам. Коммерсам скажете, с сегодняшнего дня процент поднимаем, так что все чтобы долги перед нами закрыли. Недовольным объясните на понятном. Ну давай, Холод, приятно было посмотреться, – верзила вытащил руку из кармана и, приставив ко рту, подул на нее, – зябкая что-то в этом году осень.
1 глава - 3
– Значит это вот твои новые люди? – Холод посмотрел на Могилу и покрутил на столике слишком летнего для такой осени кафе бумажный стаканчик с кофе, – Значит все, решил отвалить окончательно?
– Присматриваюсь пока, – Могила вытащил из кармана мягкую пачку «Мальборо» и закурил, – тема-то, сам понимаешь, интересная. Хачи отсюда соскочили еще в девяносто первом, а площади здесь ого-го! Коммерсы появились. В общем, земля еще не паханная. Длинного этого Валетом кличут. У них всех старших ухлопали, что-то с пиковыми они не разрулились, вот и пригласили меня. Так-то монета тут серьезная. Правда край непуганных идиотов… Но ничего, покошмарим слегка и будет к нам копеечка в карман капать. Не всегда же нам на Василича работать. Я бы на твоем месте, Холод, тоже сюда пригляделся. Может не сюда… Началась там у нас движуха нездоровая, поэтому и о парашюте надо подумать. Не все же мы рынки крышевать будем.
– А здесь ты сейчас что делаешь? – усмехнулся Холод.
– Не, ты не понял, брат, – Могила покачал головой, – здесь я не крыша. Я дирекция.
– Хрен редьки не слаще, – Холод сделал глоток кофе, – короче, я так понимаю, мы все в разбег. Причины только не пойму.
– А нет причин, – Могила пожал плечами, – или наоборот, Холод, слишком много. Кончают вообще бурно, а мы начали за здравие, а кончили за упокой. И много этих «упокоев» что-то последнее время нарисовалось. Устал я, Холод, корешей хоронить. Василичу надо – пускай сам и делает. «Кто доживет до этих времен, те станут королями», – он процитировал любимые слова тренера, – только не сказал, что до них еще хуй доживешь, умудриться еще это сделать надо. В общем, ты мне брат по жизни. Делай, как знаешь. А я вот здесь буду. Если тебя Василич отправил поговорить, скажи, что Могила решает, думает…
– Я сам приехал поговорить, – перебил его Холод, – как-то неправильно все это получается. Мы же вместе.
– Вместе, – кивнул Могила и поднялся, – живут, Холод, люди вместе. А вот погибают по одиночке. Мы уже «повместились», и главное, чтобы дальше в ящик не вместиться. А у Василича путь до ящика самый короткий. Запомни. Дело не в тебе, не во мне…
– А в чем тогда? – Холод поднял на него глаза.
– В обстоятельствах, – ответил Могила, – а обстоятельства у нас такие… У нас своя история, у Василича своя. И очень не хочется, забыв о своей, его сказку своей кровью писать. Нашей с тобой, Холод.
– Я тебя услышал, – Холод поставил стакан кофе на стол, – а теперь ты себя послушай.
– Уже, – повернулся в сторону рынка Могила, – я не глухой и не тупой.
– Тогда ладно, – Холод поднялся и, не прощаясь, зашагал по лужам к своему БМВ.
Ворона с дерева, перестав каркать, посмотрела на него своим черным глазом, а потом плавно спикировала с ветки в копошащихся в желтой траве голубей. Разогнав их, она подхватила самый лакомый кусок и, взмахнув крыльями, вернулась на дерево, сжимая в клюве огромный кускам заплесневелого черного хлеба.