- Во! Новое слово в лечении торчков! – засмеялся Вова и зачем-то забрал у Теи карандаш, - я всегда говорил – надо лечить силой, сам никогда не пойдет. Надо его изолировать и перестать дурь давать. Он и поправится. Вот был у меня друган… Бухал, как черт последний…
- Нет, Вова, - рассмеялась Тея и забрала у Вовы карандаш, который тот собирался сломать пополам, а потом серьезно продолжила, - этот человек останется больным на всю жизнь. Избавившись от хиропоновой зависимости, он рано или поздно обретет другую. Вылечить его немедикаментозно невозможно. Скажу одно – хиропон ему кололи. Есть следы инъекций. А судя по состоянию организма, это классическое применение хиропона – для того, чтобы человек работал на износ.
- В смысле? – не понял Владлен.
- Он биолог, - пояснила Тея, - а его руки все в мозолях, как от долгого физического труда. А потом, даже находясь здесь, он все старается сделать сам – подвинуть, помочь что-то поднести. И делает это, несмотря на истощение организма, достаточно убедительно.
- Ты хочешь сказать, что его где-то держали, кололи и заставляли пахать, как лошадь? – резюмировал Холод, - а потом он по всей видимости сбежал и оказался на трассе, где его подобрали Левчик и Баир…
- Скорее всего так, - Тея снова повернулась и посмотрела на француза, бродящего за стеклом, и вслух произнесла, - вот такой вот он, наш французский пациент… Нужно время, - она повернулась к остальным, - я попытаюсь из него вытащить все, что он сможет вспомнить.
- Во, - Вова пихнул локтем Холода, - помнишь кино со Шварцем было «Вспомнить все»? Ну, где у него все воспоминания придумали.
- Да тут и придумывать нечего, - Холод почесал шею, - у человека такая манная каша в голове. Француз! В тайге! Биолог… с лопатой.
- Ага… И «тут помню – тут не помню», - попытался разрядить обстановку Владлен, - я вот одного не пойму, а там, на Дальнем Востоке, откуда этот хиропон взялся?
- Как я понимаю, - Холод посмотрел на Владлена, - не только Василича с Сенсеем эта дрянь интересовала. Были же и до этого партии. Кирюха говорил. Как минимум еще две. Вот, видимо, мы на ее след и попали.
- Вот слушайте, чё нам так не везет, а? Ну почему этот хренопон не поехал в Таиланд, или на Филиппины? – развел руками Вова, - это ж нам опять в какой Заднепроходск тащиться?
Тея посмотрела на Холода, тот закусил губу, пожевал ее и встретился с ней взглядом:
- Ну вот видишь, Вова на все твои вопросы разом и ответил. Хреновый у нас глобус. Куда не ткни – все жопа. Так что поедем, как в той песне, «за туманом, за туманом»…
- Там это… еще гнус есть, - начал было Вова, но Владлен закрыл ему рукой рот.
- Вот о гнусе и прочих прелестях тайги ты лучше Хосе расскажешь.
Холод и Вова удивленно уставились на Владлена.
- А что вы на меня так смотрите? – улыбнулся Владлен, - звонил. Уже вылетает. Сказал, хочет историческую родину посмотреть. Говорит, соскучился по нам и нашим приключениям. Вот ты, Володя, ему нашу родину, вид сзади, и продемонстрируешь. Она ж передом к тебе редко поворачивается. Лицо у тебя больно суровое. А он тебе как раз про Филиппины расскажет, и после этого ты туда точно ехать расхочешь.
1 глава - 5
Трасса «Восток». Лето 2014 года
Холод прижался лицом к стеклу. Трасса «Восток», которую местные аборигены называли «дорогой в никуда», несла их по гладкой асфальтированной ленте с мостами-развязками и указателями мимо напуганных строительством таежных деревушек туда, где кончалась география. Наконец она уперлась в реку Бикин, петляющую словно змея среди таежных зарослей. На недостроенном шоссе стали появляться гигантские лесовозы, лениво тащащие на себе огромные бревна, насильно отвоеванные у тайги. Свернув на разбитую тяжелыми машинами грунтовку, джипы вмиг потеряли свои сто двадцать кэмэ в час «с ветерком», и превратились в черепах, ползущих с одной колдобины на другую, барахтаясь в грязных глубоких лужах. Деревьев становилось все больше. Лесовозов все меньше. Неожиданно тачки вырвались из сумрака елей и пихт и оказались среди яркого пейзажа почти альпийского луга. Природные зоны менялись через каждые несколько километров. На месте вырубленных сосен, среди ольхи и берез, в человеческий рост подрастали юные кедры и ели. В открытое окно машины долетал посвист рябчиков, которых совсем не пугал рев мощных движков. Дорога, протоптанная тракторами и выпиленная бензопилами, то и дело превращалась в живописную аллею цветущего парка, которую вокруг, казалось, окружала первозданная и нетронутая глухомань. Тайга словно сама возвращала то, что у нее когда-то отнял человек. Скоро дорога стала еще уже, и из колеи то тут, то там, стали вспыхивать таежным костром кусты барбариса, горящие кроваво-красным пламенем переспелых ягод. Над торчащими зелеными волосами тайги начали вылезать лысые макушки каменных гор. Вдруг из лесной чащи навстречу машинам шагнуло что-то большое и рогатое, в котором Вован признал изюбра - местного то ли лося, то ли оленя. Животное посмотрело на машины, словно решая – протаранить непрошенных железных гостей ветвистыми рогами сейчас или потом, но, решив не связываться, протрубило что-то пугающе-тревожное и исчезло, ломая густые заросли папоротника.