— Ладно, твои условия.
Ее глаза удовлетворенно вспыхнули. Она нагнулась ко мне — было видно, как ей не терпится заключить сделку.
— Граф сделал тебе подарок. — Она говорила о крупной шишке среди лондонских вампиров, с которым я была связана кровными узами и который, слава Богине, теперь обратился в прах, развеянный над водами Темзы. — Он подарил тебе яйцо Фаберже, в котором хранится сапфировый кулон. Это была одна из первых работ Фаберже, изготовленная в Санкт-Петербурге в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, подарок царя Александра Третьего царице Марии Федоровне, ныне, как считается, утерянный. — Она протянула ко мне руки. — Все, что тебе нужно, это продать его.
У меня отвисла челюсть. Ничего себе собака…
А я-то совсем о нем забыла, — наверное, потому, что никогда не хотела получить подобный подарок и никогда не считала его своим. Граф действительно отдал мне яйцо — в разгар истории с мистером Мартом, — но это был не подарок, а скорее письмо с угрозами ювелирной работы, дополнительный довод в пользу того, чтобы я согласилась стать его кровной рабыней. Я, конечно, представляла себе, что оно ценное — как-никак, Фаберже, — но почему-то решила, будто это современное изделие или дорогая копия, а не утраченный оригинал. Проклятье, откуда же Ханна о нем узнала?!
— Только не надо говорить, будто у тебя его нет, Дженни. — Улыбка ее отвердела. — Вспомни сначала, что я заведовала делами Графа. Я знаю, что он подарил тебе Фаберже, поскольку лично организовывала доставку. От имени и по поручению Графа, разумеется.
Я задумчиво прищурилась. В ее словах что-то не сходилось — я не понимала, что именно, но…
— У меня связи, Женевьева, — продолжала Ханна теперь уже четким деловым тоном. — Я могу устроить так, что ты быстро найдешь покупателя за достойную сумму; шестьдесят процентов тебе, сорок мне — плюс услуги Дария, как только они тебе понадобятся. — Она лукаво подняла бровь и прикоснулась кончиком пальца к основанию моей шеи. — Только он — или ты предпочитаешь менаж-а-труа?
Отвечать на этот вопрос я не стала.
— Вот мой телефон, — добавила она и выставила вперед руку ладонью кверху.
Дарий извлек откуда-то карточку — ни дать ни взять вышколенный ассистент фокусника. Ханна положила карточку на стойку рядом с упаковкой джи-зава.
— Позвони мне завтра, и мы устроим встречу и обсудим все подробности продажи. — Она снова улыбнулась — мне стало интересно, не ломит ли у нее скулы. — Уверена, это будет выгодное и приятное для нас обеих соглашение.
Я стояла, пила свою водку и глядела, как они убираются восвояси, — а потом включила компьютер.
— Сколько-сколько стоит это яйцо? — Грейс расплескала кофе и уставилась на меня круглыми от потрясения карими глазами.
Я вытащила из-под раковины чистую губку для посуды, намочила под краном и протянула ей.
— Если верить «Гуглу», десять-двенадцать миллионов фунтов стерлингов, — повторила я, не сдержав смешка при виде ее изумленной физиономии. — Как-никак, Фаберже.
— О Богиня! — Грейс заморгала, взяла губку и тщательно стерла пятно от кофе с балахонистого джемпера.
Я глядела на нее — какой же у нее все-таки усталый вид… Под глазами синяки, щеки цвета кофе с молоком приобрели землистый оттенок — она выглядела лет на пять старше своих двадцати девяти, кругленькие плечи поникли, всем своим видом жалуясь: перетрудились, мол. Мне было жалко, что она так себя загоняет и никогда не дает себе передышки, но об этом мы с ней спорили уже давным-давно — задолго до того, как начался нынешний затяжной спор обо мне и вампирах. Но поскольку до моей квартиры от «Надежды» ближе, чем до ее дома в Уимблдоне, она все-таки согласилась оставаться у меня, когда у нее было два дежурства подряд, а не пристраиваться на кушетке в своем кабинете в клинике. Хотя сегодня это оказалось ей не очень-то кстати. Когда ей наконец удалось освободиться после работы в приемном покое, пришлось еще приводить в порядок меня и мое обиталище: я так хотела избавиться от мерзкого липкого ощущения чужого присутствия в моей квартире, что меня обуял невроз чистоты.
— Как хорошо, что ты больше не хранишь яйцо дома, — заметила Грейс, бросив губку в раковину. — И за меньшие деньги могут убить.
— Сама знаю, — фыркнула я.
К счастью, яйцо лежало запертое в банковском сейфе, а не болталось в квартире, иначе я бы, наверное, больше никогда его не увидела — ни в этой жизни, ни в следующей, которая наступила бы очень скоро, потому что Ханна со своим жиголо-стриптизером, конечно, быстренько бы меня пришлепнули.
Нас, волшебный народ, трудно убить, мы живем по нескольку сотен лет, но мы не бессмертны, особенно если на кону такие денежные суммы.