Со стороны слова Симы звучали великодушным одолжением, или нравоучительным предупреждением, но Свиридову было отчаянно плевать: как там это всё со стороны. Почему-то в этот вечер ему было достаточно того, что эта женщина согласилась побыть с ним хоть немного. Хотя, собственно, не в ней и дело было. Не Сима столь явно важна, а хоть кто-то из прошлой и беззаботной жизни.
Независимая и увлеченная почти только самой собой Сима всегда оставалась немного в стороне от всех дружески братских разборок этой троицы. А потому теперь после столь громкой ссоры и Машиной трагической гибели к Егору Сима чувствовала вместо яростной ненависти лишь тоскливую жалость.
Ужин был отменно вкусным. Минуты утекали сквозь пальцы, и когда официант принес ей бутылку белого сухого испанского вина, туфли на высокой шпильке без особой надобности валялись под столом, а уставшие ноги теперь болтались свободно. Она что-то говорила, иногда улыбаясь и свободно смеясь. Расслабленно. Будто бы не она вовсе несколько часов назад мечтала лишь о том, чтобы быстро отужинать и оказаться в теплой постели гостиничного люкса.
С Егором Сима чувствовала себя всегда одинаково: уютно, свободно и легко. Гога — не Сёма, который заботился о безопасности младшей сестры, при чем иногда чрезмерно. Гоша — не Миша, который в своё время буквально из кожи вон готов был вылезти, чтобы Сима наконец ответила взаимностью.
Разговоры тихо спокойные и даже ленивые — без надрывов, скандалов и взаимных обвинений. В тот вечер между Симой и Егором всё было с перебором. В нем: коллекционного виски, а в ней: белого сухого. Перечить непонятно откуда взявшемуся желанию они оба не нашли сил. Остаток вечера, плавно перешедший в бессонную ночь, оба помнили смутно яркими картинками.
Такси бизнес-класса ползло по серой слякоти центрального проспекта. В салоне витали нотки молотого кофе и ее терпко сладких духов в густых волосах. Гога целовал её жадно и почти остервенело, мазал пальцами сквозь плотную ткань платья под расстёгнутым пальто. Сима отвечала более сдержанными объятиями, расслабленной улыбкой сквозь его поцелуи и тонкими пальцами в его густых волосах. Лифт ехал мучительно медленно, а холодный электрический свет больно бил в глаза, а женщина и без того мелко дрожала под его тяжестью мужского тела. Ладони вцепились мертвой хваткой в его крепкие плечи.
Ночь с ним была безжалостным ураганом и бездонной чёрной дырой. Засосало в считанные мгновения, когда его холодные руки лихорадочно изучающе касались точеных изгибов ее тела. Кожа, до миллиметра пронизанная мурашками, горела и плавилась под кончиками пальцев. Женщина податливо прогибалась его губам и пальцам. И в этом, пожалуй, и была вся ее истинная сущность: пусть хорошо будет здесь и сейчас. Рядом с ним. А проклясть себя за несдержанность последними словами она успеет завтра с утра. В каждом её порывисто поверхностном вдохе нотки его одеколона вперемешку с выдержанным виски. Гога был, как всегда: воистину эстет.
Мужчина задыхался терпкой горечью в ее волосах, яростно мял между пальцами тонкую простынь и недвусмысленно собственнически сжимал чужую женщину в своих объятиях. Если, когда на утро на ее теле будут явственно красоваться красные метки, ему должно быть станет стыдно. Не станет. Егору на миг сделалось любопытно: есть ли у Симы кто-то серьезный и перспективный? И как она этому перспективному потом будет объяснять все это недвусмысленное великолепие, где только вздумается?
***
Ее раннее, еще темное утро, добрым не было ни на грамм. С тяжестью расплавленного свинца в висках и тугим напряжением в каждом миллиметре тела. Валяться на перекрученных простынях, глубоко запрокинув голову ему на грудь оказалось неудобно. В ушах нещадно гудело самолетной турбиной, а перед глазами все плыло яркими пятнами. Недолго. От одного лишь вида расслабленно обнаженного Егора на соседней подушке, едва ли в десяти сантиметрах Симе одномоментно стало жутко. Дрогнувшие ладони в панике метнулись к валявшемуся на полу одеялу. Закутавшись буквально до головы, и неловко семеня босыми ногами по прохладному полу, женщина скоро оказалась в ванной…
Дикость. Нелепость. Бред какой-то. Нашла: с кем в постель прыгать. Гога… Уму непостижимо. А может: просто сон? Наваждение? Галлюцинация, в конце концов. Тело томно ныло и тянуло, а на тонкой коже: слишком очевидные следы бурной ночи. Реальность. Совершенно неприемлемая, невозможная. Такая реальность Симе: словно ушат холодной воды, не иначе. Ей, расторможенной и сонной, стоило побыстрее покинуть эти шикарные апартаменты, потому что Свиридов мог проснуться в любой момент. Ни к чему им потеряно отводить взгляды и сыпать дежурными фразами. Пусть хотя бы для впечатлительного Егора эта ночь будет всего лишь бурным и ярким сном.