Однажды я захотел сходить в церковь и даже попросил об этом дядю Вернона, но тот заявил, что я оскверню церковь. Таким образом, я никогда не был в церкви и имел разве что мимолетное, смутное представление о религии. Но, если бы я мог и умел молиться, всем сердцем, я бы сейчас попросил Бога о том, чтобы моя зарождающаяся теория заговора оказалась лишь разыгравшейся паранойей.
Для пробы, я взял первую запись — «Хагрид рассказывает мне, что все слизеринцы — зло» и положил её под категорию «изоляция / отчуждение». Я сортировал записи одну за другой, пока вся куча не была перераспределена по категориям, а не по годам.
Один только первый год был убийственным.
В категорию «показать доверие / фаворитизм» записал:
1. Мне и моему факультету дали баллы за кражу Философского камня — никакого наказания за то, что в третий раз подряд был за пределами гостиной Гриффиндора. Дамблдор лишь сообщил мне, что уничтожил Философский камень.
2. Когда я ходил смотреть на зеркало Еиналеж, Дамблдор рассказал о носках и сообщил, что скоро зеркало уберут.
3. За полет без присмотра я был принят в квиддичную команду, вопреки запрету первокурсникам играть квиддич. Хотя, мадам Хуч сказала, что она вышвырнет нас из школы за подобный поступок.
Плащ, возможно и был отцовским, но ни один здравомыслящий педагог не отдаст в руки одиннадцатилетнему ученику артефакт подобной силы. Если только это сделано не со скрытым умыслом. Я прикрепил это под «особыми подарками» вместе со всеми подачками от Дамблдора, Хагрида, и МакГонагалл; последняя была добавлена, когда в середине ночи, она рассказала мне о моих родителях. Подачки ценились мною больше, чем Плащ. Я неохотно добавил Хедвигу и мой фотоальбом, потому что у меня нет доказательств, что подарки были действительно идеей Хагрида.
Баллы, причисленные Гриффиндору на последней минуте конца первого курса, отдалили меня от учеников остальных факультетов. На втором году, когда все шептались, что я наследник Слизерина, Дамблдор сказал мне, что я приобрел способность говорить на парсельтанге от Волдеморта, но он не сказал об этом никому другому. Если бы он объявил об этом во всеуслышание, меня бы не осуждали в школе все, кому не лень, включая моих собственных товарищей из Гриффиндора. Его бездействие опустило меня в глазах сокурсников.
Я закусил губу. Он лгал об этом? Парсельтанг не являлся распространенным даром, особенно после того, как Министерство Магии назвало его тёмным и присудило к поцелую каждого змееуста, которого смогло захватить, между 1812–1814. И хотя в то время этот дар считался редким, существовали носители парсельтанга и за пределами Великобритании.
Племя Маскоги в Америке почитают Sint hilo, также известного как Рогатый змей, по другому — василиск. Они верили, что рождающиеся змееусты являются «носителями сокровенных знаний с рождения».
И это не единственные змееусты. Индия, Бразилия, Канада, США, Южная Африка, Австралия, все могли похвастаться змееустами.
Подобно тому, как есть за пределами Великобритании ведьмы и колдуны, есть также и змееусты.
Основываясь на моем ограниченном понимании, парсельтанг является генетически наследуемым даром. Смертельное проклятие, не имеет значения насколько могущественное, не может передать генетический материал.
На другом листе пергамента, который перекочевал на подушку, я записал: «Исследовать Фамильное древо и узнать больше о принципе наследования парсельтанга».
Каждое, так называемое, «приключение» было размещено под «десенсибилизацией». Они представляли собой все более обостряющийся уровень личного риска и опасности для меня. Учителя были прямо за дверью, когда Рон и я пошли на тролля. В прошлом году это были только я и Гермиона, неспособная на чары патронуса.
Но более ранние этапы бледнели по сравнению с «поддержкой».
После каждого приключения, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор уводил меня в сторону для вежливой беседы. Однажды он сказал мне, что любовь моей матери защищала меня. Волдеморт не мог коснуться кого-то, кто был отмечен чем-то настолько чистым. Он даже утверждал, что я пережил Смертельное проклятие, потому что моя мать любила меня.
Это ровно то, что каждый сирота хочет услышать.
В действительности, крайне маловероятно, что я единственный ребенок в истории волшебных войн, чья мать пожертвовала своей жизнью ради собственного ребенка. Смертельное проклятие восходит к временам раннего Средневековья. Если бы любовь могла блокировать Смертельное проклятие, волшебники, к настоящему времени, уже переименовали бы его во что-то другое.