Каждый по своему желанию предавался всевозможным увеселениям, данным в честь запоздалого, но не чудесного появления дофина. Не безынтересно, однако же, будет сказать, что депутации чрезвычайно удивились при виде королевского принца, который родившись в тот же день, был похож на трехмесячного мальчика и появившегося на свет с двумя зубами. Скажем больше – носилась нескромная молва, что часа через три после первого, родился второй принц, и что кардинал, будучи оглушен двойным появлением дофинов, решил, что второй должен быть признан как несуществующий. Это впоследствии была Железная Маска[55].
Глава ХVIII
Миртовый венок – Речь госпожи Шеврез. – Граф Море. – Болезнь Ришельё. – Смерть отца Жозефа. – Два Кардинала – Смерть кардинала Ришельё (4 декабря 1642).
В то время как Людовик ХIII, упиваясь родительским чувством, нашел наконец радость у колыбели сына, удовольствие более основательное, царствовало в гардельской пустыне. Пустынник как добрый француз и добрый роялист захотел также отпраздновать счастливое плодородие Анны Австрийской. Госпожа Шеврез и Горвилль, возвратившиеся из Парижа, пришли к нему. Но без сомнения многие удивятся, что приехали гвардейские капитаны Гюито и Монтиньи, и что последний привез хорошенькую Бригитту, свою молодую супругу. Все эти особы, удалившись в щегольскую, таинственную комнату, описанную выше, уселись за отлично сервированным столом и не заметили, как прошло время: радость блистала у всех в глазах, сердце каждого переполнялось веселостью. Если бы кто вошел нечаянно, того поразило бы присутствие портрета монахини за столом: это было изображение Луизы Ла-Файетт, которая, будучи удерживаема в монастыре своим званием присутствовала заочно на дружеском празднестве.
После обеда госпожа Шеврез, с глазами, сверкавшими весельем и лукавством, встала со своего места, потом, взяв миртовый венок, висевший сзади на кресле, надела его на голову великолепно одетому кавалеру, сидевшему по правую руку. Оживленным голосом она произнесла следующую речь:
– Вся Франция гремит еще кликами торжества по случаю рождения дофина. Я не хочу отстать от соотечественников, но так как я эксцентрична, то мне пришла языческая фантазия. Я убеждена, что мы должны засвидетельствовать признательность некоторым божкам погребов отеля Шеврез… Итак, друзья мои, я увенчала верховного жреца этих подземных идолов, нашего хозяина, которого назовем втихомолку графом Море… Со времени моей ссылки в Гарделль, я узнала, что этот вельможа не умер в Кастельнодари; но к величайшему благополучию королева также узнала об этом. Теперь припомните, друзья мои, как Фаброни предсказывал некогда Марии Медичи, что дети Генриха IV не перестанут царствовать – и по-моему, не трудно понять, каким образом сбылось это предсказание.
Здесь мы обязаны сделать небольшое пояснение.
Море, будучи принят пруильскими монахинями в Лангедоке и проживая у них под покровом непроницаемой тайны, вылечился от ран. Он знал, что ему не избегнуть бы смертной казни, если бы он остался во Франции и потому выехал за границу и пять лет путешествовал по Европе. Значит, это была не выдумка, что его видели на бале в Венеции, и его эминенция дал ложные сведения королю о его смерти. Случай привел этого вельможу в Гарделль, в дикую страну, где он надеялся прожить в неизвестности, в одежде пустынника.
Теперь легко проникнуть интригу, затеянную герцогиней Шеврез; разоблачаются также деятельные ходатайства девицы Ла-Файет; ясен также и решительный поступок капитана Гюито бурной ночью, когда он увез Людовика XIII к королеве немного поздно, по всем истинным современным рассказам. Объясняется также инкогнито кавалера с белым пером, а также испуг дуэлистов и старого солдата, для которых Море был мертвецом. Бесполезно будет рассказывать, что брат Жан-Баптист имел в Гарделле двойника во время своего проживательства в Париже и что Горвиль приезжал в столицу помогать графу. Но нельзя не упомянуть, что хорошенькая Бригитта, теперь графиня Монтиньи, взяла обещание от своего мужа, который даль ей клятву защищать, с опасностью жизни, новорожденного принца.
55
В обществе сильно распространено было убеждение, что два принца родились: и через три часа один после другого, – но три месяца раньше.