– Возьмите, сказал он, проходя мимо герцогини и бросая ей собачку: – вот ваша подруга, с вас и этого довольно.
Маркиза Монтеспан, владеющая в настоящее время сердцем его величества, была бы – надобно согласиться одной из совершенных красавиц при дворе, если бы выражение ее не обнаруживало смелости, способной скорее внушить желание, нежели прочную привязанность. Глаза ее прекрасны, но в них скорее сверкает пламень сладострастья, нежели нежности. Рот у нее чрезвычайно свежий, но улыбка презрительна и насмешлива. Прелестные белокурые волосы, развитая грациозная грудь, руки, красивее которых я никогда не видела, стройная хотя и немного полная талия, изящная нога – вот портрет новой фаворитки. Трудно найти женщину умнее госпожи Монтеспан и более оригинальный ум: это постоянная смесь сарказма и любезности – вызывающая проявление беспрерывно возбужденного темперамента. Впрочем, ничего нет увлекательнее разговора этой дамы, и все в ее устах принимает неотразимую прелесть: даже ее цинизм не имеет в себе ничего отталкивающего.
Можно ли поверить, что при такой организации набожные мысли, могут вмещаться в голове госпожи Монтеспан, религиозное настроение в ее сердце? Между тем это не подлежит сомнению. Многие достоверные люди говорили мне, что иногда, в минуты самой интимной беседы с королем, когда человек предается одним лишь земным стремлениям, она оставляла пламенного обожателя и уходила в соседнюю комнату молиться на коленях. Говорят даже, что она в порыве благочестия предупреждала мужа об угрожавшей опасности и просила его удалить ее от двора, но что по равнодушию ли или из честолюбия он не обратил внимания на эту просьбу.
Теперь маркиз и сам убедился в основательности боязни жены. Он громко кричит, выделывает всевозможные глупости и производит скандал, который только позорит его. Недавно маркиз явился в Сен-Жермен в карете, обшитой черным и сам одетый в глубокий траур. Король удивился и спросил по ком он в трауре.
– По жене, государь, отвечал он.
Король ограничился тем, что поворотился спиной к маркизу; но в тот же вечер последний получил приказание не являться ко двору. Странное приключение это случилось в первый день поста, и Лозен выразился по этому случаю следующим образом
– Начался пост, и в порядке вещей, чтобы в замке давались только трагические фарсы.
Но эта трагедия не сосредоточилась только при дворе; госпожа Монтеспан нашла ее и у себя в доме. Король категорически приказал маркизе прекратить всякие сношения с мужем. Разумеется, между супругами происходили жаркие сцены. В одну минуту, когда человек силой природы увлекается только одними животными инстинктами, маркиз, встретив упорное сопротивление, не мог удержать своего бешенства и самая сильная пощечина, нанесенная самому красивому лицу при дворе, утроила его природный румянец. Месть не только наслаждение богов, она также составляет необходимость женщин, а в особенности оскорбленных действием. Маркиза побежала жаловаться королю; маркиз был сослан в имение, лежавшее у подошвы Пиренеев. Двести тысяч франков, отсчитанных ему по прибытии на место, тамошним казначеем от имени короля, усладили несколько его скорбь… Бедный изгнанник, пересчитывая четыре тысячи луидоров, повторял этот стих Амфитриона: «Властитель Юпитер умеет позолотить пилюлю».
Была пора Амфитриону Монтестану удалиться; его неверная супруга не могла долее скрывать последствий своей преступной любви. Она попыталась, впрочем, замаскировать свою беременность, изобретя моду, которую поспешили принять при дворе; дамы теперь одеваются: по мужски, исключая юбки, на которую на месте пояса выдергивают рубашку, укладывая таким образом, чтобы в ее складках скрыть неестественную полноту. Мода эта производит фурор.
Наконец, мы можем наслаждаться образцовыми произведением Мольера; после двухлетних стараний при дворе, поэт этот получил дозволение поставить своего «Тартюфа». И вот теперь лицемеры и ханжи осуждены видеть себя на сцене после того, как играли на сцене света – это уменьшит немного их кредит, что чрезвычайно приятно.