За окном ухала сова, и звёздное небо обещало ясное утро. Утро нового года жизни, полного планов, надежд и творческих открытий.
Гоги проснулся в половине шестого утра — внутренние часы работали точно, несмотря на вчерашний вечер. Голова была ясной, но в теле ощущалась приятная расслабленность после хорошего ужина и качественного вина.
Он встал, подошёл к окну. Утро было свежим, туманным — идеальная погода для пробежки. В Переделкино воздух был совсем другим, чем в Москве, чистым и пахнущим хвоей.
Гоги надел спортивные брюки и майку — одежду, которую купил ещё в бараке для редких утренних зарядок. Кроссовки были старые, но удобные. Выйдя из дома, он сделал несколько разминочных движений на крыльце.
Первые шаги дались тяжело — мышцы ещё не разогрелись, дыхание сбивалось. Но постепенно тело входило в ритм. Гоги бежал по тихим переделкинским улочкам, мимо спящих дач и цветущих палисадников.
Мысли о работе, о вчерашнем дне рождении, о предстоящих задачах постепенно упорядочивались в голове. Бег всегда помогал ему думать — монотонный ритм шагов освобождал сознание, позволял идеям течь свободно.
Он добежал до небольшого озера в глубине посёлка, остановился перевести дыхание. Вода была гладкой, как зеркало, отражала розовеющее небо. Где-то на противоположном берегу кричала утка, будя своих утят.
— Красота, — пробормотал Гоги, вытирая пот с лица.
Обратный путь был легче — мышцы разогрелись, дыхание установилось. Он бежал не торопясь, наслаждаясь движением и свежим воздухом. В голове уже начали формироваться первые кадры будущих сцен — как Василиса идёт по лесной тропе, как Леший появляется из утреннего тумана.
Дома его ждал накрытый стол — Прасковья Николаевна, как всегда, позаботилась о завтраке. Но сначала душ. Горячая вода смывала усталость и остатки сна, возвращала бодрость.
Гоги стоял под струёй, размышляя о предстоящем дне. Сегодня начинается раскадровка — самый ответственный этап работы. Нужно разбить сценарий на отдельные кадры, определить ракурсы, движения камеры, композицию каждого эпизода.
Он вышел из душа, энергично растёрся полотенцем, побрился. В зеркале смотрел посвежевший, отдохнувший человек. Двадцать девять лет — хороший возраст для серьёзных свершений.
За завтраком просматривал вчерашние записи. Несколько идей, пришедших во время разговора с Берией и Кридом, нужно было обязательно использовать. Особенно мысль о том, что магия должна быть естественной частью мира, а не внешним украшением.
— Семён Петрович, — сказал он водителю, садясь в машину, — сегодня будет долгий день. Так что отпускаю вас пораньше.
— Понял, товарищ Гогенцоллер. А что, большие планы?
— Начинаем раскадровку. Это как архитектурный чертёж для строительства дома — без него дальше двигаться нельзя.
В студии А4+ царило обычное утреннее оживление. Художники готовили рабочие места, звенели телефоны, в коридорах слышались голоса сотрудников. Гоги прошёл в свой кабинет, разложил на большом столе листы ватмана.
Первым делом нужно было решить формат. Стандартная раскадровка выглядела как комиксы — небольшие прямоугольники с набросками сцен и подписями. Но для такого фильма хотелось чего-то более детального.
Он взял карандаш, разделил первый лист на шесть крупных кадров. В каждом должна была уместиться целая сцена со всеми нюансами — композицией, освещением, движением персонажей.
— Пролог, — пробормотал он, начиная рисовать. — Камера скользит над лесом. Общий план, съёмка с высоты птичьего полёта…
Первый кадр получился панорамным — бескрайняя тайга, уходящая к горизонту. Стрелками он обозначил направление движения камеры, подписал сбоку: «Медленное движение слева направо, 15 секунд».
Второй кадр — крупный план древних сосен. Камера проходит между стволами, создавая эффект присутствия в лесу. «Движение вперёд, фокус на текстуре коры, 10 секунд».
Работа захватывала полностью. Каждый кадр требовал тщательного продумывания — что должен видеть зритель, какие эмоции испытывать, как одна сцена переходит в следующую.
В дверь постучали. Вошла Антонина Ивановна с папкой документов.
— Георгий Валерьевич, не помешаю? У нас тут вопросы по смете на целлулоид.