В общем, сегодня Вильна явно встала не с той ноги.
Александра поехала к доктору Мебиусу. Ей несказанно посчастливилось — он смог принять ее немедленно. Александра напомнила доктору, как пять лет назад сдавала анализы на герпес. Тогда у Неда вскочила герпетическая язва на самом интересном месте. Он превратился в угрюмого ворчуна — как поняла она только теперь, стал походить на Хэмиша. Целую неделю с ней не спал. Утверждал, будто это она, Александра, его заразила. И вообще всю жизнь ему сломала. Сделала его рогоносцем. Александра пыталась его разуверить, но Нед не унимался. Твердил, что это предательский выстрел в спину. Какая низость. Все же кристально ясно: раз он сам не мог нигде подцепить заразу, виновата Александра, кто же еще. Александра возражала, что вирус мог попасть в организм много лет назад и там затаиться; до их свадьбы ни она, ни Нед не были девственниками. Нед отмел это объяснение: слишком уж мала вероятность. Нет, все проще — Александра ему изменила. Александра рыдала и дулась. Без ведома Неда съездила к доктору Мебиусу, сдала анализы. И что же — никакого вируса. Нед оставался неумолим. Доктор Мебиус славен своими ошибочными диагнозами. К тому же об их позоре узнает вся округа. Александра, втайне раскаиваясь в своем тайном эксперименте с Эриком Стенстромом, беспрерывно рыдала, но ни в чем не сознавалась. Нед бушевал пять дней. Затем язвочка прошла — и вместе с ней исчез злой двойник Неда. Нед снова стал самим собой: милым, рассудительным, добрым. Жизнь вернулась в обычное русло. Инцидент отошел в прошлое и был забыт. Теперь она пересказала его доктору Мебиусу, ища объяснений.
Доктор Мебиус посмотрел на часы. Может быть, Александре лучше сходить к психотерапевту? Он даст рекомендацию. Смерть расставляет все по местам, придает истинные пропорции иллюзорным обидам и проблемам. Вирус герпеса не может выжить в мертвом теле. Он нуждается в тепле и в возможностях перебраться в другое. Сейчас у него нет ни того, ни другого. А вот доктора Мебиуса ждут пациенты. Их проблемы не в прошлом, а в настоящем.
Александра спросила, не представляется ли доктору более вероятной такая картина: Нед близко контактировал с кем-то, кто часто и близко контактировал с третьим человеком, страдающим герпесом в острой форме? Это ведь правдоподобнее, чем внезапное пробуждение вируса, проспавшего много лет? Ну конечно же, сказал доктор Мебиус. И попросил обязательно передать миссис Линден, чтобы та с ним связалась.
— Плевать мне на эту тварь, — сказала Александра. — Поскорее бы она сдохла.
Доктор Мебиус вытаращил глаза.
Александра повернулась на каблуках и вышла.
«Простить» Неду, что он спал с Дженни Линден весь последний год — год, когда сама она, Александра, редко бывала дома, — она еще способна. Скрепя сердце. Одинокий, измученный ревностью Нед. Пронырливая Дженни Линден. Но как простить интимную связь в течение нескольких лет; несколько лет над ней, Александрой, насмехались втихомолку, вертели ею, как хотели, исподтишка оскорбляли. Нет ему прощения!
Она вернулась домой.
22
Александра поднялась в свою спальню. Уставилась на кровать. Сдернула покрывало и простыни. Ощупала матрас в месте, где когда-то почувствовала спиной что-то колючее. Подумала: верно, тут определенно лопнула пружина. Взяла ножницы, разрезала ткань. Под ней обнаружилось загадочное хитросплетение проволоки и набивочного материала, выпирающее уродливой грыжей. Это как вскрывать труп, как рассекать кожу: стоит нарушить безупречную целостность внешнего покрова, и все распадается на части. Да, одна проволочка лопнула. Интересно, отчего? От феноменального рвения, проявленного Недом и Дженни Линден? Александра вонзила ножницы в ткань матраса, начала кромсать ее как попало. Обнаружила лопнувшую пружину посередине, как раз там, куда пришлась бы поясница лежащего человека.
Александра сходила в сарай за топором, которым Нед рубил дрова. Алмаз увязался за ней.
Вернулась наверх с топором и начала крушить основание кровати. Под лезвие попадались то дерево, то металл. Рама треснула. Алмаз — вечный очевидец — зашелся неумолчным лаем. Александра злобно рубила причудливо выгнутые медные прутья, образующие спинку; они хотя бы гнулись и ломались. Это было приятно. Но кровать все-таки не сдавалась. Спокойно стояла себе, точно насмехалась. Натыкаясь на металл каркаса, топор просто соскальзывал. Так недолго и собственную ногу отрубить ненароком. Но на опасность Александре было плевать. Да, как оказалось, ломать тоже надо умеючи. Но, по крайней мере, кровать больше нельзя использовать по прямому назначению. Матрас восстановлению не подлежит.