Я открыл дверь, жизнь продолжается!
Тереза и Конрад обернулись, смущенно улыбаясь собственному испугу. По крайней мере они не были голыми. Они не дошли до такой подлости.
— Конрад, что ты здесь делаешь? Сейчас шесть утра… (Терезе) …и правда. Что он здесь делает, ему завтра в школу! Это неразумно…
— Да, мы не заметили, как пролетело время, уже шесть утра (хохочет).
— Совсем не смешно!
Я схватил Конрада. Тереза слишком долго задерживает его, как мне кажется, желая продлить сцену «спокойной ночи, малыши». Если она еще раз назовет его «малыш», я ей ноги переломаю. А что ночь ее так называемого «малыша» будет недолгой, это ее, лицедейку, не волнует! Она то уж точно будет спать спокойно, ей можно валяться в постели, этой актрисе погорелого театра, у нее есть свой меценат. Я был ужасно зол. Никаких признаков жизни уже несколько недель, и хоп, стоило мне отвернуться, притом лишь затем, чтобы помочь другу в беде, а не развлекаться, как она предполагает, и гляди ка, она уже захапала моего Конрада.
В его комнате я объяснил ему, что неразумно ложиться спать так поздно, если утром идти на работу; он извинился. Я спросил у него, думал ли он хоть немного обо мне. Он ответил утвердительно и признался, что много говорил обо мне с Терезой. Я не сомневался в этом! Она из ревности не могла не постараться испортить мои отношения с Конрадом. Унизить меня.
— Она очень тебя любит…
— Кто, Тереза?
— Да, она мне сказала…
— …
— Она очень милая.
Я поцеловал его в лоб, и он заснул совершенно вымотанный, бедняжка.
VIКогда он проснулся, то выглядел абсолютно свежим, только дети способны так удивительно восстанавливать силы. Я ждал, чтобы проводить его в магазин, а потом уже лечь спать. Что за ночь! Сон не приходил, несмотря на усталость и алкоголь. Я думал о том, что сказал мне Конрад. Что Тереза меня очень любит.
Я обязательно должен в этом месте остановиться. Поразмышлять, чтобы выйти к пристани великих идей. Но нет ничего труднее, чем подводить итоги неопределенного, моя жизнь представлялась мне инертной массой на фоне блуждающих огней. Ни малейшего указания, где можно было бы поставить какую то зарубку, чтобы изменить устоявшуюся рутину. А если вспомнить о рутине! Из чего, в общем то, состояла моя жизнь? Я бегал, спал, окружающие меня люди были безумны, сам же я стремился к покою. Конрад научил меня радости покоя, но сам он уж чересчур на виду. Все обращали на него внимание, всем он был нужен. Я слишком устаю, когда нужно делиться собственностью, настоящее счастье — это то, чего не видят другие и потому не завидуют. Возбуждение говорит о их постоянной и полной разочарованности; подаешь им на блюдечке милейшего человека, а они бросаются на него как гончие псы. Конечно, нельзя на них за это обижаться, свидетельство избытка чувств — сегодня редкость. Не будь Конрада, я бы погрузился в бессмысленное существование без Терезы. Рядом с ним я почти не думал о Терезе. И тем не менее она постоянно была поблизости, женщина, которая составляла смысл всей моей жизни. Вплоть до случая с сардинами. Вплоть до момента, когда ей захотелось как то изменить нашу прекрасную никчемную жизнь. Она постоянно была поблизости, в конце коридора. Теперь я понимал, каким неправильным было наше соглашение. Я всегда считал, что мне повезло, ведь так редко случается, что женщина, которая бросает вас, при этом остается рядом. В глубине души мне было ясно, что позже она вернется. Для примирения нужно было преодолеть всего несколько метров. Конрад только что сказал, что она любит меня, и внезапно я почувствовал, что обязан думать о ней. Женщина, которую ты любил и которая по прежнему думает о тебе, после того как ушла от тебя, обладает психологическим влиянием на ваши отношения, независимо от типа этих отношений. Возьмем пример. Если А больше не любит Б, но не из за В или Г, а Б еще любит А, и при этом А и Б остаются вместе; нельзя рассматривать алфавит как нечто застывшее; и наоборот, когда А возвращается, то Б, мысли которого переключились на другой предмет, вновь думает об А, подменяя свои чувства ностальгией; в этот момент появляются два А: А реальное и А идеализированное… И между этими двумя А существует момент, когда не можешь уснуть.
Поскольку глаза у меня были открыты, я видел, как она вошла в мою комнату. Уже в разгар дня. На Терезе было роскошное дезабилье. Ее красота пронзила меня, но не в том смысле, что я был потрясен или, еще того меньше, настроен на поэтический лад, нет, смысл был один: когда красота торжественно предлагает себя без экивоков и выкрутасов, почти глупо, что эта красота находится здесь, как бы замерев, при своем повторном выходе на сцену. Едва ли не впервые за целую вечность явление Терезы в декорациях моей комнаты превратило меня в пациента, который поднимается на своей больничной койке при появлении врача, пришедшего сообщить результаты анализов. Покашливание, переглядывания. Присутствие Терезы сводило на нет существование других шести миллиардов личностей, населяющих землю. Она выпростала руку, подняв ее к притолоке двери, ей не хватало только короны с зубцами, чтобы стать живым воплощением статуи Свободы. У меня возникло острое ощущение, что все начинается сначала, гораздо сильнее, чем раньше; довольно, расставание нас многого лишило, сейчас мы сразу же набросимся друг на друга