Их твердая убежденность в честности школьного счетовода невольно передалась и ему.
Но если Попова не удрала с деньгами, куда же она девалась? А главное — зачем она приходила на вокзал?
На этот вопрос он не мог ответить. Но если допустить, что Валентина не уехала, естественно, она должна была возвратиться в Серково. Этого, однако, тоже не произошло. Значит, с ней что-то приключилось по дороге между райцентром и деревней. Крик, если верить Дудину, донесся из леса... Вот туда Киреев с Кутьковым и решили отправиться.
Парень ему определенно нравился. Он был немногословен — отличное качество для оперативного работника, — держался скромно и производил впечатление серьезного человека.
Ранним солнечным утром они не торопясь шли по хорошо накатанной дороге. Дома поселка остались позади. Вот и развилка. Слева вдали виднелись пристанционные здания, водонапорная башня, справа, за вспаханной степью, молодо зеленел лесок. Направились туда.
Жара еще не наступила, и дышалось всей грудью. Откуда-то из-за леса доносился веселый рокот моторов.
Киреев шагал легко. Он был в штатском, в рубашке без галстука. Светлые волнистые волосы надежно скрывали первые седые пряди. Лицо поджарое, с глубоко сидящими карими глазами и небольшим, чуть курносым носом выглядело на редкость симпатичным. Что-то задорное, мальчишеское было в нем. А спокойные, неторопливые движения, умение внимательно смотреть и слушать делали Киреева похожим скорее на солидного научного работника, просидевшего всю жизнь за книгами, чем на человека, избравшего неспокойную и опасную профессию.
Судьба не баловала Киреева. Лишившись отца (он погиб на фронте), Киреев ушел из школы в ремесленное училище, а в шестнадцать лет уже работал на заводе, помогая матери содержать семью. Когда подросли младшие сестренки, Павел Семенович снова взялся за учебу, успешно окончил юридический институт. И тогда его направили в Сталинград на работу в органы милиции.
Было это в 1952 году. С тех пор Киреев искренне полюбил свою неугомонную специальность, сколько раз она приносила ему настоящее удовлетворение, когда удавалось раскрыть сложное и запутанное дело.
Как-то само собой случилось, что они разговорились с Кутьковым именно на эту тему. Молодой сержант очень сдержанно рассказывал о своей работе, честно признался, что в милицию пришел потому, что не имел специальности и после демобилизации из армии не знал, чем заняться.
Киреев холодно посоветовал:
— Если работа не пришлась по душе, лучше уходите.
— А вам правится?
— Да, — просто ответил Киреев. — Вот иногда с огорчением думаю, что когда уйду на пенсию, чем я тогда буду жить?
— До пенсии вам далеко.
— Как сказать... Сколько, вы полагаете, мне лет?
— Тридцать... Ну тридцать два.
Павел Семенович рассмеялся.
— Скоро сорок. А время летит удивительно быстро. Не успеешь оглянуться, как окажешься в таком же положении, как ваш начальник отдела Лукин.
— Он хороший человек.
— И работник отличный. Но мысль о пенсии его гнетет.
Так, разговаривая, они свернули с дороги и зашли в лесок. Лесок был молод и наряден. Тонконогие березки росли негусто, между ними зеленела трава, дальше ворохами поднимались прошлогодние листья.
Остановились на опушке. Кутьков ожидал указаний. Киреев думал.
— Вот что, — наконец сказал он, — разобьем лес на квадраты и шаг за шагом обследуем каждый. Внимательно смотрите под ноги, обращайте внимание буквально на все.
Поделив участки, они разошлись. Киреев подобрал сухую ветку, заострил конец ее и медленно продвигался вперед, вороша листья и не оставляя без внимания ни один клочок земли.
Солнце поднялось уже высоко и жарко светило, когда до него донесся голос Кутькова.
— Товарищ майор!
Киреев находился метрах в ста от него, в самой чаще, где деревья были повыше и росли довольно густо.
Поспешил на зов:
— Что случилось?
— Да вот поглядите, — передал сержант длинный металлический прутик зеленого цвета. — Нашел в траве.
— Что это?
— Не знаю, товарищ майор.
Киреев взял в руки странный предмет.
— Ого, какой тяжелый! — сказал он.
— Стальной, — подсказал Кутьков.
Павел Семенович задумчиво осмотрел его со всех сторон. На круглой поверхности прутика краска в нескольких местах поблекла. Оба конца были заострены, серебристо блестели.
Внезапно его внимание привлекли небольшие темные пятна. Достал из кармана пиджака увеличительное стекло и, как часовщик, приложил к одному глазу. Несколько секунд молча разглядывал. Потом уверенно проговорил: