Каждое прикосновение к моему телу казалось пыткой, но в то же время я ощущал, как что-то внутри меня начинает меняться. Я не знал, что меня ждет дальше, но в этот момент я понимал одно: я должен был собраться и найти в себе силы, чтобы преодолеть это испытание.
Когда все трубки были отсоединены, с моего лица сняли маску, которая, как я понял, обеспечивала меня дыханием. Я сделал первый вдох воздуха в комнате — он был холодным, с едва уловимым привкусом металла и химии, который заставил меня морщиться. Этот воздух был чуждым, но одновременно он казался знакомым, словно приглашал меня вернуться к жизни.
Меня положили в кровать, к которой были подключены датчики. Я чувствовал, как холодные провода касаются моей кожи, но не мог сосредоточиться на этом ощущении. Вокруг меня суетились люди в белых халатах, их лица были сосредоточены, полны заботы и напряжения. Я понимал, что они что-то говорят, но слова, словно растворялись в воздухе, не доходя до моего сознания.
Я не мог понять, что со мной происходит, где я нахожусь и что вообще происходит. Мой разум был окутан туманом, и я пытался собрать свои мысли, но они ускользали от меня, как песок сквозь пальцы. Внутри меня нарастало чувство тревоги и растерянности, и я боролся с паникой, которая грозила поглотить меня целиком.
Я пытался сосредоточиться на своих ощущениях, на том, что происходит вокруг, но каждый раз, когда я пытался поднять голову или открыть глаза шире, меня накрывала волна усталости. В этот момент я понял, что должен найти в себе силы, чтобы разобраться в этой ситуации, чтобы понять, что ждёт меня впереди.
Но не смог. Мои веки стали тяжелыми, словно налитыми свинцом. Я пытался удержаться на грани, цеплялся за обрывки мыслей, за образы лиц, мелькавших передо мной, за приглушённые звуки, которые всё больше напоминали эхо в пустоте. Краем сознания я понимал — нельзя засыпать. Это был мой единственный шанс понять, что происходит, где я нахожусь, кто эти люди и почему моё тело не слушается меня.
Но разум предал меня. Он, как перегруженная система, дал сбой. Всё внутри погрузилось в вязкую темноту, и я почувствовал, как ускользаю, как растворяюсь в ней. Последнее, что я ощутил — это лёгкое прикосновение к руке, возможно, чьей-то ладони, тёплой и живой. А потом — тишина. Я уснул.
Открыв глаза, я сразу ощутил резкий контраст между темнотой, в которой я пребывал до этого, и ослепительной белизной вокруг. Комната была стерильной, почти безликой — бело-серые стены, ровный свет, исходящий откуда-то сверху, и гулкая тишина, нарушаемая лишь тихим писком приборов. Я попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Кожа натянулась под множеством проводов и датчиков, прикреплённых к груди, рукам, голове. Я чувствовал себя не человеком, а частью какой-то сложной машины.
Сердце забилось чаще, и в этот момент я услышал голос. Он был приглушённый, словно доносился из-за стеклянной перегородки или из динамика:
— Вы меня слышите?
Голос был мужской, спокойный, но с оттенком напряжения. Я попытался ответить, но губы едва шевелились. Горло было сухим, как будто я не пил воду целую вечность.
— Если вы можете моргнуть — моргните дважды, — снова сказал голос, уже мягче, почти с надеждой.
Я сосредоточился, собрал остатки сил и моргнул. Раз. Потом ещё раз.
— Отлично, — голос стал ближе, теплее. — Вы в безопасности. Вы находитесь в медицинском отсеке. До этого вы провели два месяца в новейшей разработке наших учёных. Вы были погружены в мир, который называется "Сердце".
Я моргнул, пытаясь осознать услышанное. "Сердце"? Что это?
— Его так назвали, — продолжал голос, — потому что за всё время своего существования он стал сердцем нашего измерения. Центром. Ядром. Если угодно — душой Земли. Это не просто виртуальная реальность. Это не симуляция. Это нечто большее.
Я чувствовал, как внутри поднимается тревога. Слова звучали слишком абстрактно, слишком грандиозно.
— Вы были одним из первых добровольцев, — продолжал голос. — Мы не ожидали, что вы пробудетесь Обычно адаптация занимает больше времени. Но вы… вы начали просыпаться сами. Это… необычно, особенно то что вы смогли три раза сломать нашу систему.
Я снова попытался пошевелиться — безуспешно. Только глаза слушались меня. Я моргнул, медленно, один раз. Потом второй. Это был мой единственный способ сказать: "Я здесь. Я слушаю. Объясните".