— А почему в этот кошмар втянули именно меня?
— Все элементарно, дружище. Ты был единственный известный им художник, который мог сделать копию. Майснер все разузнал и велел Рику тебя найти.
Наверное, мне следовало радоваться тому, что все встало на свои места, но я не мог избавиться от чувства потери, причиной которой были всеобъемлющее человеческое невежество и жадность.
— А Эрик? — спросил я. — Зачем он убил своего отца?
— Ганс не знал, что его сын был членом новогерманской радикальной группировки. Он и в самом деле имел свои виды на этот свиток. Эрик хотел разоблачить миф о христианстве перед всем светом, сделав документ достоянием гласности. Именно он убил Гиацинта и Брайана, не желая, чтобы они первыми завладели иконой благодаря копии, сделанной Гиацинтом.
Я выбрался из постели и начал одеваться. Меня по-прежнему беспокоил вопрос о Линде.
— А Линда? Как она в это замешана?
— Твоя прекрасная леди работала на шпионскую группировку, созданную Ватиканом и Израилем. Всю эту братию взяли, но, видимо, вскоре освободят из тюрьмы благодаря их дипломатическим связям.
— Вы хотите сказать, что МОССАД и Ватикан работают сообща?
Ян кивнул:
— Точно. Израильтянам есть что терять, если свиток обнародуют. Люди могут перестать верить в Христа — и если такое случится, приток финансов в Святую землю, точнее в Израиль, иссякнет. Это очень неприятно. Даже наш григорианский календарь окажется ошибочным. Только подумай! Если Иисус не умер на кресте — значит, не было и Воскресения; если Он не вознесся на небо — значит, не было и Пасхи, а ведь это основной тезис христианства, потому что Христос якобы умер за наши прегрешения. Им придется менять всю систему. Ты представляешь себе, какими проблемами это чревато?
Я вспомнил кое-что из недавно прочитанного.
— Это был бы кошмар, — согласился я. — Теперь я понял, отчего папа Иннокентий уничтожил катаров в 1209 году. Потому что, когда тамплиеры привезли свиток в Европу, катары узнали тайну бегства Христа, и папа римский стер их с лица земли одним ударом.
— Возможно, так и есть, — ответил Ян. — Теперь ты сам понимаешь, отчего нам нужно было опередить Майснера и всех остальных.
Мне пришел в голову самый очевидный вопрос. Я захотел испытать их на прочность.
— А что, если я пожелаю сделать публичное заявление?
— Ради Бога, Гарт, — самодовольно произнес Ян. — Думаешь, кто-нибудь тебе поверит? — Он хихикнул. — Люди думают, ты такой же ненормальный, как и Джон.
Он был прав.
— А тот свиток, который улетел за борт, — где он? — спросил я.
Ян был краток:
— Скажем так — он теперь в надежных руках.
— Вы, ребята, спрятали его?
Инспектору Хараламбопулосу явно начало докучать мое любопытство, потому что он внезапно прервал разговор.
— Мистер Хенсон, — заявил он, — мы обнаружили у вас пять тысяч долларов.
— Как интересно. Когда я их пересчитывал в последний раз, там было шестьдесят тысяч.
Я знал, что он прикарманил деньги, но не собирался с ним спорить. Таков греческий бизнес. Инспектор неодобрительно посмотрел на меня и продолжил:
— Если хотите новых неприятностей, дружище, то мы, несомненно, можем их вам устроить. Или же вы забираете свои пять тысяч и покупаете обратный билет. В один конец. Вы меня поняли?
Я взглянул на Яна в поисках поддержки, но тот смотрел в сторону. Он не собирался вмешиваться.
— Сколько времени у меня есть?
— Три дня. Возьмете деньги из больничного сейфа.
Инспектор похлопал Яна по плечу. Они направились к двери.
— Ты мне очень помог, Ян. Однажды я тебя отблагодарю.
Ян сжал трубку в руке.
— Мне позвонила Линда. И если бы я не поспешил к тебе на помощь, ты бы уже был мертв. Отблагодаришь в другой раз.
Он лукаво подмигнул, и они зашагали по людному коридору. Я подошел к окну и посмотрел на старую византийскую церковь. Мысли о последствиях, которые могло вызвать обнародование свитка, не выходили из головы. Какая разница, если Христа и не распяли? Он был удивительной личностью, и свиток подтверждал все совершенные Им чудеса. Он действительно был способен исцелить всех этих людей — так не все ли равно? По крайней мере Он принес немного любви и добра в этот безумный мир.
Эпилог
Я должен был вылететь из Международного аэропорта Афин на час раньше Юджина, которому предстояло отправиться в Дублин. Юджин сидел в инвалидном кресле; мы с ним опрокидывали последний стаканчик в баре аэропорта, когда Димитри пришел нас проводить. Было в этом что-то грустное — трое друзей прощаются на неопределенный срок.